— Суп.
— Суп?
— Суп для тебя, — сказал Алекс, — сладко-кислая курица для меня.
Он подал мне прозрачный пластиковый контейнер и ложку. Дрожа, я взяла их.
— Ты специально ходил к китайцам?
Он гордо кивнул, будто купить что-то в ресторане было сложным делом.
— Да.
— А как насчёт того, чтобы приготовить самому?
— Я не умею готовить, — немного стыдливо признался он. — Только готовые блюда. У меня хранятся примерно двадцать замороженных пицц и прочее.
— Я не умею печь, — упомянула я, как бы между прочим. — Мои маффины на вкус, как подошвы, а брауни - орудия убийства.
Я поднесла ложку ко рту и обожглась.
— Суп слишком горячий, — заскулила я. — Я не могу его есть!
— Ничего не слышала о том, что можно подуть (прим.пер. немецкое слово означает также отсосать)?
— Ты про суп или про себя? — я хихикнула, как школьница. — О, Боже, когда я болею, я становлюсь, как Серена!
— Просто подожди, пока еда остынет, — вздохнул он. — Я пойду в гостиную и покормлю Ронни. Он тоже любит китайскую еду.
Совсем не дав мне шанса на протест, он встал и исчез в гостиной. Ну, если Алекс хочет вести себя странно, то и я так сделаю. После того, как я надела трусики, а до этого вычерпала ложкой суп, потом обернула одеяло вокруг плеч и зашаркала к нему в гостиную.
У него был секс со мной, и теперь я буду как герпес, больше не оставлю его в покое.
Алекс сидел на диване и протянул Ронни кусочек курицы, которую тот грыз. Когда я кашлянула, он обернулся.
— Кали? — Алекс поднял голову. — Что такое?
— Я... я хочу быть рядом с тобой, — ответила я. — Я... больна и чувствую себя ужасно.
Он улыбнулся и похлопал по месту рядом. Я, завернувшись в одеяло, уютно устроилась возле него и в течение некоторого времени наблюдала за тем, как хорёк борется с кусочком курицы.
— Он твой брат, верно? — я указала головой в сторону фотографии на столе, которая теперь снова стояла прямо. — Он... он умер?
Алекс покачал головой.
— Почему ты думаешь, что он умер?
— Ты никогда не говоришь о нём, а если всё-таки заходит разговор, то ты быстро меняешь тему. Если он не умер, то что с ним тогда?
Он вздохнул.
— Хорошо. Раз уж тебе так необходимо знать: тип на фотографии — Давид, мой сводный брат. У моего отца, прежде чем он женился на матери, было что-то с матерью Давида, но он бросил её до того, как она родила. Я не знал о Давиде, пока не умерла мама; ему было шестнадцать, а мне только исполнилось четырнадцать. Уже тогда Давид имел дело с наркотиками, но никто этого не знал. Сначала это было просто большое количество успокаивающих средств, затем героин.
— Ох. Значит, он не был хорошим братом?