Но где Малийский?
Скольжу взглядом по стоянке, но не нахожу Сашу. Где он? Сбежал? Улизнул, пока мы были заняты дракой? Тогда его не схватит Петровский, и весь план полетит к чертям. Надо…
Неожиданно загораются дальние фары машины и ослепляют меня, заставляя отступить. Я закрываю лицо предплечьем, слышу, как ревёт двигатель, и понимаю, что парни решают сбежать, пока не стало ещё хуже. Машина ревёт, словно дикое животное, а потом срывается с места.
— Егор! — крик Розиной эхом разлетается по стоянке.
Авто двигается ко мне — я отступаю, думая, что оно завернёт в сторону, чтобы выехать из здания и вырваться на улицу, чтобы исчезнуть в вечернем осеннем городе, но машина это не делает.
Я не успеваю отскочить в бок, потому что не ожидаю такого поворота событий. Машинально выставляю руки вперёд, будто надеясь, что это поможет мне избежать столкновения, а в следующую секунду авто врезается мне в живот и в буквальном смысле тащит назад, припечатывая меня к стене.
Боль пронзает моё тело настолько сильно, что я вскрикиваю. Авто снова ревёт и трогает назад — я заваливаюсь на пол. Перед глазами всё плывёт от дикой боли в животе и в спине, меня тошнит, и я чувствую себя настоящим яйцом всмятку. Перед тем, как потерять сознание, я вижу свет фар и лицо Маши, нависающее надо мной. В какой-то момент оно превращается в очертание Сони, растворяясь в дымке беспамятства, и я с сожалением думаю, что мог бы сейчас находиться в её объятиях, а не здесь, на стоянке закрытого торгового центра, на ледяном грязном полу.
Sneyll — Нам бы не жить в мире дураков
Егор.
Где я?
Мне тяжело дышать — лёгкие горят, словно я пробежал несколько километров без остановки. Всё в тумане, голова забита мыслями, но в то же время абсолютно пуста. Я не могу открыть глаза, они такие тяжёлые, словно превратились в камень, будто какой-то шутник намазал их клеем, пока я спал.
Тело ватное. Я понимаю, что проснулся, но никак не могу вырваться из дымки полусна и ворваться в реальность. Где-то далеко навязчивое пиканье пытается разбудить меня, но все мои попытки с треском проваливаются.
Время с момента моего «пробуждения» до открытия глаз кажется мне вечностью. Я тону в вязкой пучине своего сознания, пытаясь зацепиться за берега и выбраться из засасывающего болота. Я иду ко дну, не в силах справиться со своим собственным телом. Чувствую себя запертым в клетке, обездвиженным, сломанным, бесполезным.
Бессилие порождает панику и ужас, и я беззвучно кричу, не слыша собственного голоса.
И только пройдя через этот ад, я с трудом разлепляю налитые свинцом веки и сквозь небольшую щель пытаюсь разобрать, где я нахожусь.