Мы молчим, но мне настолько уютно рядом с Надей, что вряд ли нам вообще хоть какие-то слова нужны. Дым расползается по комнате — я откидываюсь на спинку дивана и расслабляюсь. Так хорошо, что не хочется даже думать.
Девушка уверенно открывает банку с пивом, и протяжное «пссс» ещё несколько секунд эхом отдаётся у меня в сознании, а потом протягивает мне. Я лениво забираю «угощение» и делаю глоток, пока сбрасываю пепел.
— Хорошая травка, — медленно тянет Надя, откидываясь назад.
— Ага, — безразлично бросаю я.
Слабость в теле увеличивается, и безразличие накрывает меня плотной пеленой. Ничего не хочу, на всё плевать. Кажется, меня ждёт Лёша в баре? Да пофиг. Подождёт ещё. Перед глазами всё начинает плыть, и я сильнее сжимаю банку в руке, скорее для того, чтобы удержаться хоть за что-нибудь, нежели опасаясь, что я пролью содержимое на себя и на диван.
Цвета начинают меняться, комната расплывается, моё тело такое податливое и расслабленное, что уже плевать, что со мной будет. Да, действительно хорошая травка.
— Матвей…
Моё имя эхом вибрирует у меня в голове. Я затягиваюсь в последний раз и нелепо тушу окурок, шумно выдыхая. Пытаюсь сделать глоток пива, но промахиваюсь, и холодный напиток обливает мою грудь.
— Матвей…
Надя словно упрекает меня в моей неряшливости, но мне трудно сосредоточиться на её голосе и на ней самой. Я смотрю на девушку, но всё плывёт. У меня забирают банку с пивом, затем стаскивают с меня футболку — я не сопротивляюсь.
Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана — чьи-то руки скользят по моей груди, упираются в ноги. Я пытаюсь собраться с силами и заставить комнату прекратить расплываться, но, когда у меня это с трудом получается, мои джинсы уже оказываются расстёгнутыми, а проворный язык и цепкие пальцы скользят по моему члену.
Я с запозданием понимаю, что мне делают минет, но тело такое расслабленное и тяжёлое, что мне вообще не хочется ничего делать и ни о чём думать. Егор точно меня прибьёт, когда узнает. Так и вижу, как он отчитывает меня за подобное поведение, пытаясь вразумить. Снова начнёт про работу втирать и про врача, у которого я так и не был.
«Ты умираешь».
Вспоминаю последнюю карточку, которую прислал мне аноним. Я умираю? Да ладно. А я то не знал… Я умер в тот момент, когда меня вырубили монтировкой на выпуском, а дальше всё просто сплошная галлюцинация, которая никак не хочет заканчиваться.
Я слышал, что перед смертью в самый последний момент у человека могут быть дикие глюки длиною в целую жизнь. Может быть, всё, что происходит со мной сейчас, — это просто моё воображение?