Не знали они лишь одного: Кобрин прекрасно представлял, что именно предпримет противник. И использовал имеющиеся в его распоряжении неполные двое суток с максимальным эффектом. Поскольку обороняться в заболоченном лесу гораздо проще, чем наступать, главное, грамотно использовать особенности местности. Которых вокруг Ивановского хватало более чем с избытком: овраги, русла ручьев, многолетние буреломы и подтопленные поляны, с виду выглядящие вполне обычно – ровно до того момента, пока не ступишь на покрывающую землю изумрудную траву. Главное, первым занять оборону в нужных местах, до срока замаскировав позиции, – и сдерживать врага можно будет сколько угодно. Тем более с высланными вперед немецкими разведчиками нашлось кому разобраться – практически никто из них назад не вернулся.
Еще вчерашним вечером бойцы 191-й стрелковой дивизии скрытно заняли замаскированные узлы обороны и теперь дожидались, когда смогут неприятно удивить оккупантов, заставив их бояться каждой кочки, каждого куста, каждого дерева на родной земле…
Штудируя в далеком будущем информацию о боях на Лужском рубеже, Кобрин по намертво въевшейся привычке обращал внимание не только на сугубо исторические сведения, но и на, скажем так, «сопутствующие». Началось это, пожалуй, еще с тех пор, когда он хотел найти своего пропавшего без вести предка. Или хотя бы точное место его гибели. Потому, работая с архивами Минобороны, Сергей и просматривал более чем многочисленные файлы, касающиеся работы военных археологов, что отыскивали останки незахороненных советских бойцов и пытались их опознать. Погибших на трехсот-километровом фронте бойцов РККА было много, очень много. Как, впрочем, и гитлеровских солдат, чьи почерневшие кости и изъеденные ржой личные жетоны – сказывалась влажная почва – попадались в руки тех самых легендарных «поисковиков» древности ничуть не реже, чем останки советских воинов. Но сейчас, получая сведения с передовой, комдив мог с абсолютной уверенностью сказать, что ТЕПЕРЬ в заполненных мутной болотной водой раскопах куда как чаще будут встречаться кости именно солдат Вермахта. Несравнимо чаще, поскольку соотношение потерь складывалось отнюдь не в пользу фашистских вояк. Особенно, памятуя его собственные слова, впервые прозвучавшие еще там, на западной границе, неподалеку от Граево, в первые сутки великой войны: «в моем батальоне пропавших без вести не будет». И неважно, что нынче под его командованием вовсе не батальон и даже не бригада, а целая дивизия. Приказ бывшего комбата 239-го СП оставался прежним: всех погибших учитывать строжайшим образом…