«Великая грешница» или черница поневоле (Замыслов) - страница 38

— И до чего ж смешные.

— Беспортошные… Срам!

— Вырядились, будто скоморохи…

Долго стояли у окна, долго ахали и хихикали, пока не вспомнили о царевне.

— Глянь и ты, Ксения, на диковинных людей.

Царевна уже слышала от верховой боярыни рассказ о посольских людях, кои нередко приезжали на Москву от цесаря римского, от королей польского, английского, французского, датского, шведского, от султана турецкого, ханов крымского и ногайского.

Мария Федоровна обо всем обстоятельно рассказывала, ибо по указанию государя Бориса Федоровича, ей надлежало все знать.

— На рубеже встречает посла особый пристав, посылаемый воеводой порубежного города. Он сопровождал посольство почти до самой Москвы, загодя на всем пути заготовляя подводы и корм для всех участников и слуг посольства, число коих доходило иногда до нескольких сот. Не доезжая пяти верст до стольного града, посольство останавливалось на подхожем стане. Из Посольского приказа направлялся навстречу московский пристав, кой указывал время для въезда послов в Москву, для коих высылались из царской конюшни кареты и лошади. По обеим сторонам улиц, по коим следовало посольство, выстраивались стрельцы, а на богато убранных конях, выезжали московские дворяне в дорогих цветных кафтанах и в подбитых соболями ферязях. Как-то побывал среди молодых дворян и мой сын Василий. Он много всего мне поведал.

— Хорошо быть царским стряпчим. Завидую им… А послы сразу едут ко дворцу?

— Великий государь послов сразу не принимает. Так исстари повелось. Если прибывают крымские послы, то они останавливаются на Крымском подворье за Москвой-рекой, если литовские — то на Литовском подворье, что на Покровке у Поганого пруда. А год спустя государь Борис Федорович повелел возвести на Ильинке Большой Посольский каменный приказ в три яруса. Там любому посольству места хватает. И стоит сей двор под крепкой стражей.

— И выйти послам нельзя?

— Выйти можно, но послам строго настрого запрещено с кем-либо встречаться.

— Строг же батюшка.

— Так издревле заведено… В назначенный день посол ехал во дворец на присланной из царской конюшни богато убранной лошади или в карете, следуя мимо стрельцов, стоявших по обеим сторонам дороги от самого Посольского двора до Благовещенского собора. Впереди везли грамоту царю и подарки — серебряные позолоченные сосуды, разные заморские диковинки и даже редкостных зверей.

— Братец Федор мне сказывал, что при царе Иване Васильевиче слона привезли. Вот бы глянуть на него, боярыня.

— Того слона уже нет в живых, государыня царевна. А приключилось то во время моровой язвы. Диковинный слон был прислан Ивану Васильевичу в дар от персидского шаха вместе с проводником арабом, который, ухаживая за слоном, и получал от царя большое жалованье. Тати, польстившись на деньги, ограбили и убили жену араба. Испустился слух, что будто бы араб со слоном занесли из Персии чумовую заразу, и они были высланы из Москвы в посад Городец. Здесь араб умер. Тело его зарыли в землю вблизи сарая, где содержался слон. Последовал царский приказ — умертвить и слона, что поручено было сделать посадским людям и окрестным крестьянам. Слон, видевший, как зарыли в могилу тело его друга — проводника, затосковал, разрушил свою ограду и, выйдя из сарая, лег на могилу, с которой так и не сошел, когда его убивала собравшаяся вокруг толпа.