Музыка оглашала весь Кукуй, а когда слободу окутала бархатная звездная ночь у дома Эльзы появились люди со швермерами. Фейерверк был виден во многих слободах москвитян…
О шумном веселье, устроенном в Немецкой слободе, быстро изведала вся Москва. Народ плевался и недоумевал, а вездесущие соглядатаи бояр на другой же день доложили:
— Принц Густав со своей прелюбой тешился, хе-хе. До сей поры обретается с блудной девкой.
Жак Маржарет довольно потирал руки. Дело в шляпе. Скоро его кошелек заполнится золотом, и он станет весьма богатым человеком.
Василий Пожарский примчал в Кукуй и, привязав коня к подстриженному тополю, вошел в дом Маржарета. Тот, как никогда, пребывал в радужном расположении духа.
— Рад тебя видеть, сударь. Виктория! Царь Борис может распрощаться с принцем Густавом.
— Дай-то Бог, Жак. Но как у тебя это получилось?
Маржарет рассказал и Василий аж головой крутанул:
— Ну и хитер же ты на всякие штучки, Жак. (Чем ближе постигал Василий натуру мушкетера, тем все больше он ему приходился по душе). Ты сделал то, что невозможно было сделать всему царскому Двору. Молодцом!
— А я что тебе говорил? Истинный гасконец любые преграды одолеет. Давай выпьем за успех, милостивый государь.
— Не сглазить бы.
— Опять-таки русское суеверие. Выпьем отличного мускатного вина, изготовленного в окрестностях Люнеля, что на юге Франции. Эту бесценную бутылку, столетней выдержки, неделю назад я купил возле Гостиного двора. За избавление принца, сударь!
Василий не был любителем даже самых изысканных вин, а посему после первого бокала перешел к делу:
— Зачем ты позвал в Кукуй?
— Густав до сих пор находится у Эльзы. Мой бальзам действует безошибочно. Принц, забыв обо всем на свете, показывает образцы неистощимой любви. Теперь его и канатом от Эльзы не оттащишь. Его любовное похождение стоит того, чтобы о нем узнала твоя матушка.
— Но об этом уже изведала вся Москва. Царю доложат и без моей матушки.
— Царь болен. К нему никого не допускают, кроме лекарей и звездочетов. Твоя же мудрая матушка, как мне известно, любимица царевны, и она найдет способ дать весточку царю. Смелее, сударь! Пока Густав находится в Немецкой слободе, его легче уличить в нарушении приказа царя. Не теряй и часу!
Василий тотчас выехал из слободы, но чем ближе он подъезжал к Кремлю, тем все тягучее становились его мысли. Использовать матушку в своей любовной истории ему опять не хотелось. Это не достойно мужчины. Уж лучше он сам, как бывший рында, напросится к царю и все ему поведает… Но и эта мысль показалась ему неубедительной. Дворецкий боярин Григорий Годунов непременно откажет в приеме. Может, ему рассказать? Но сие попахивает доносом, самым унизительным делом, на кое он, Василий, никогда не пойдет. Донести на соперника — нет ничего омерзительней.