Он понял и поверил почти сразу, как только увидел её. Никакого сомнения, никакого отторжения.
Никаких терзаний на тему «Я не должен. Такого не может быть. Это противоречит моей природе». Он никогда не пытался с ходу отвергнуть или трансформировать то, что изначально возникло внутри него самого, а не где-то вовне.
Не спешить, прислушаться, осознать.
Смотря на нее, он не спешил, прислушивался, осознавал. И понимал, что возникшее не было новым чувством, возвращались какие-то уже знакомые ощущения. Забытые, истончившиеся почти до полной невидимости и неосязаемости, но еще существовавшие. Они оставили четкий памятный след, как поросшую травой дорогу, по которой очень долго никто не ходил.
Проведя в ипостаси вампира семь столетий, Рейнхард Вагнер не раз убеждался в правоте не самой популярной среди его сородичей концепции: абсолютно все в этом мире рано или поздно затронут перемены. Любое существование — это действие. А если имеется действие, значит, есть энергия, которая это действие вызывает. И эта энергия может меняться, а еще ею можно научиться управлять. Примерно так же, как он научился владеть магией. Магия составляла часть его сущности, но не смешивалась с ней, являясь чем-то отдельным, как мастерство владения оружием или иным, отточенным до совершенства навыком.
Если есть на свете что-то, ради чего стоит подключить всю свою решимость и упрямую веру в собственную правоту, так именно этим и стала для Вагнера встреча с Фредой.
Тогда, у Крауса, он мысленно вознес благодарность своим непроницаемо темным очкам за то, что может смотреть на нее, не пряча взгляд. Он умело носил маску, но глаза могли выдавать.
Дерзкая, отважная, похожая на цветок на длинном стебле. Копна поразительно густых, непослушных волос, цвет которых был бы заурядным и невыразительным — просто темно-русым — если бы не их изумительный мягкий жемчужный отблеск и почти выбеленные, будто выгоревшие на солнце, кончики. Глаза сияли на смуглом лице — яркие, дымчато-зеленые с чуть более темным ободком радужки.
Она была испугана, и он подошел и прикоснулся к ней, положив ладонь на голову. Мягкое касание, успокоившее девушку и забравшее у нее боль, внешне выглядело уверенным, деловитым и властным, как часть обряда посвящения в рыцари. На самом же деле он почувствовал прилив самого настоящего благоговения просто от того, что может коснуться ее, ощутить тепло, и в ответ на живой трепет, успокоить, передать часть того, в чем она на тот момент более всего нуждалась. Без колебаний он сделал это и осознал, насколько все правильно.