Золотая лоция (Демидов) - страница 41

— Мне и моей дружине, — невозмутимо ответил сказал Вишена, наблюдая, как Рагдай сначала закрывает лицо руками, а потом начинает мелко трястись, пока, наконец не заливается безудержным смехом, — а тебе золотой шар, очень ценный!

— Что он сказал смешного? — спросил книжника подошедший мальчик, теребя Рагдая за рукав.

— Уйди, — ответил Рагдай, замахнувшись от него и вытирая слёзы.

— Ладри, не вмешивайся в разговор старших, а когда сам будешь старшим, не вмешивайся в разговор конунгов, — многозначительно изрёк Ацур.

Мальчик неохотно повиновался.

— Вишена, редко кто из конунгов за все свои походы добывал и тысячную часть тех богатств, что может нам достаться, к чему эта жадность? — спросил Рагдай, став совершенно спокойным, — без Стовова нам не удасться действовать в Европе, где идёт война всех со всеми, бушуют болезни, голод и переселяются народы. Нам не удастся вывести всё это золото, а тем более пробиться с ним обратно. А потом, Стовов, мой новый, неожиданный друг, хоть и дремучий убийца, но он способен многое сделать для Тёмной земли, построить города, наладить торговлю и народить множество здоровых людей.

— Мой дом — ладья, ну и что? — нахмурился Вишена, — это не красивое словцо, у меня, действительно, нету дома на берегу, нет земли, и у моих викингов тоже. Этим мы отличаемся от других норманнов, имеющих земельные угодья, или пиратов, имеющих целые свои города. Нам некуда возвращаться. Нам странно отдавать человеку лишнее золото только потому, что он живёт там, где ты родился и у него есть дом! Ладно, пусть Стовову достанется половина, если ты так хочешь…

Остальные викинги начали высказываться по этому поводу, кто осторожно, кто зло. Отдать половину добычи более сильному чем они, союзнику, в конце концов, было признано разумным. Не говоря больше ни слова, с видом неизъяснимого сожаления, Рагдай облокотился на борт ладьи и стал рассеянно смотреть на проплывающий мимо поток мутной жижи. Вишена пристроился стоять с ним рядом. Он тоже уставился в воду. Так они стояли довольно долго, невольно прислушиваясь к скрипу снастей и досок корпуса драккара, к плеску воды. Ацур продолжил обучение Ладри вариантам уклонения от стрел, Бирг напевал себе под нос, а Эйнар рассказывал про служанку Сельму. Смысл его рассказа сводился к тому, что он прервал свои с ней забавы из-за ссоры Вишены с сыновьями ярла.

Когда отец Стовова Богрянородца пришёл в эти земли, от Ильменя до Оки, здесь уже жили племена стреблян-голяди. Особенно много их было на возвышенностях от Аузы и Москвы до Протвы и Нары. Почти вместе с кривичами, с юго-запада пришли ятвяги-коневоды и русы-соледобытчики, с юга вятичи и бурундеи, как они сами себя называли. Кто-то, такие как стребляне и мурома, жили на этой земле, называемой торговцами Тёмной, с тех времён, когда здесь ещё стоял до неба ледник, и его вершина была выше облаков, а кто-то, такие как полтески и чудь, пришли сюда незадолго до кривичей — племён предков Стовова. Жили здесь по глухим местам на севере ещё меря и племена, не знающие способов выплавки железа и земледелия. Их волхвы из уст в уста передавали предания о временах, когда их бог-создатель Вяйнямёйнен и его сын Юммо творил эту землю, затапливая ледяные горы и разливая реки, ручьи и болота, прорезая ими долины, создавая холмы и пещеры. Они передавали из уст в уста предания о временах, когда вся земля здесь была островами. Полтески, пришедшие с востока, спасаясь от многочисленных и беспощадных болгар-кочевников, нашли в этих лесных просторах долины, ещё не полностью заросшие лесом, и в течении нескольких поколений, выжигая их, обеспечили место для выпаса своих лошадей и овец. Ятвяги, говорившие как кривичи, пруссы, курши и другая литва приморская, но почитавшие прусских богов, жили здесь без своих семей, в укреплённых посёлках, на острых мысах, образованных в местах слияния рек. Они охотно принимали к себе женщин стреблян и чуди, и занимались обменом меха на свои железные изделия. Бурундеи пришедшие с юга, жили только вдоль рек, строили большие и малые лодки и лодии, плавали на них к хазарам, а зимой ездили туда по речному льду на повозках. Они больше всего ценили пленников, продавая их хазарам на Кавказ, готам в Тавриду, или иудеям в Кыев. Бурундеи владели куликовыми полями за Окой, в те года, когда там было тихо, и толпы восточных народов не брели на запад, ряженые все в разные одежды. Отец Стовова построил свой первый город намного севернее этого моста между частями света на холмах между рекой Стоход и рекой Нерль, там, где каждую зиму по льду чудь и словене везли пушнину для продажи бурундеям. Город он назвал по имени своего деда, но чудины и голядь, живущие вокруг, стали город называть Каменной Ладогой, из-за множества больших валунов в земле. Этих огромных валунов было меньше, чем в Ладоге-на-Волхове, но для Нерли это было не обычно, и это название так и прижилось. Поселения своего племени и поля для сева, отец Стовова долгое время, пытался отделить от поселений стреблян, чьи земли начинались здесь, и шли дальше на юго-восток, но эти воинственные охотники и рыбаки упрямо не желали уходить. Несколько походов, предпринятых против стеблян старшими братьями Стовова в союзе с чудинами, закончилось тем, что стребляне начали выжигать посевы зерна кривичей, на возделанных с великим трудом полях. Охотники и рыбаки чудины после этого ушли на север, а кривичам пришлось расселяться длинной полосом вдоль рек на юго-восток, потому, что кроме рыбы и дичи, пропитания стало не хватать. Дань со стреблян и плата за провоз пушнины, получаемые братьями Стовова, а после их гибели во время войны с ятвягами и самим Стововым, давала возможность покупать у бурундеев коней, а у варягов оружие. Полтески, постоянно нападающие на кривичей у реки Москвы, заставляли Стовова иметь наготове большую дружину. В свободное от походов и войны время, дружинники готовили лес для постройки ладей для бурундеев и выжигали леса под посевы. После строительства Каменной Ладоги, по примеру князей кривичей из Полоцка и князя словен и чуди на Ильмене и Ладоге, отец Стовова тоже стал называть себя князем, то есть вождём. Желая придать себе в глазах диких стреблян ореол могущественности, по совету одного восточного торговца, он стал себя именовать Богрянородным, намекая тем самым на цвет императорской мантии Византийского императора, и пролитую в войнах кровь побеждённых врагов.