С другой стороны были друзья по духу — Павлова, Фокин, Карсавина. Теляковский в дневнике сокрушался, что на панихиде по Легату среди венков был один с красными лентами. Павлова старалась их раскладывать виднее.
Эта троица возглавляла «левый фланг».
Добивались автономии труппы, выбрали комитет из ее среды. Комитет готов был решать вопросы о жалованьи актерам и вопросы художественной практики. В дирекции предпочли дело замять, однако понимали, что не такой уж пустяк этот протест железной дисциплине, привитой с младых лет.
И хотя, по словам Фредерикса, все кончилось сп queue de poisson — рыбьим хвостом, негласные выводы дали себя знать. В общем поступили хитро. Павлову, Карсавину и Фокина сначала откололи от струсившего большинства, потом, пожурив отечески, оставили в труппе. Все-таки — лучшие исполнители, овации им устраивают не только в «райке», но и в партере, а в подобных случаях главное — избегать нежелательных эксцессов.
Фокину даже позволили учить дальше воспитанниц, не вняв жалобам ненавидевшей его начальницы Варвары Ивановны.
Но балетмейстером он мог теперь стать только явочным порядком и, конечно, без утверждения в должности. Так и вышло...
Конец 1905 — начало 1906 года были сплошной цепью триумфов Павловой.
За декабрь — январь она станцевала три новые партии: из них одну в разных вариантах.
Пожалуй, это было самое счастливое время.
Ей должно было исполниться двадцать пять лет.
Она жила в радостном и свободном напряжении сил. Не догадывалась, что это и есть вершина ее расцвета, и по-прежнему думала, будто главное — впереди.
Все доставалось легко, даже и самый труд — ежедневный, упорный, любимый.
Постепенно становилось привычным быть в центре внимания. Позже она научилась чуть- чуть «играть Павлову».
Теперь она эту Павлову только еще открывала. Все было предельно естественным.
Репетиции на сцене превращались в своего рода спектакли.
Незанятые оркестранты вместо того чтобы сидеть в буфете выстраивались по стенке оркестра, лицом к рампе. Оперные артисты и свои же балетные, откинув чехлы с кресел партера, рассаживались группами и в одиночку. У входов виднелись ливреи капельдинеров. В кулисах набивались представители всех разнокалиберных штатов театра — этого своеобразного государства, королевой которого она себя начинала сознавать.
И не один студент нанимался мимистом, а то п рабочим, чтобы присутствовать при ее «утреннем выходе».
Вот Павлова, взявшись рукой за крепление кулисы, сделает несколько быстрых батманов. Ногой, обутой в атласную туфельку, разотрет на полу канифоль и, нагнувшись, перевяжет тесемки у щиколотки. .. Вот, попробовав несколько раз один и тот же пассаж, остановится, задумается, обняв себя за плечи, и что-то потом объяснит дирижеру Ричарду Евгеньевичу Дриго, сидящему рядом с пианистом... То так, то этак выглянет из-под воздетой руки, передав в оттенках одной позы десяток различных настроений... А потом, подколов рассыпавшиеся в пируэтах волосы, накинет пуховый платок на плечи и облокотится о рояль, следя за кордебалетом, который репетирует ее встречу...