«Pall-mall Gazette»: «Павлова завоевала .лондонскую публику своим искусством и грацией. Мы не помним танцовщицы этого стиля, показавшей такую дивную грацию формы... У Павловой ноги так же прекрасны, как у Тальони на портрете Шалона».
Он зажгла своим искусством холодных англичан, и матери приводили к ней дочерей — испытать способности к танцам.
Павлова встречала девочек приветливо. Она собрала их вместе, выбрала лучших и, подучив немножко, поставила для них танец снежных хлопьев из «Щелкунчика».
Тут в восторг пришли и дети, и мамы, и папы. Детский спектакль несколько раз повторили: англичане охотно любовались талантами своих юных соотечественниц.
И пусть Дягилев тогда в «Петербургской газете» выступил «защитником» русской хореографии. Он подымался до «гражданского» пафоса, заявляя, будто «Павлова в погоне за обогащением уронила до земли это искусство, танцуя в лондонском театре варьете».
Но Павлова знала: к чистому ничто не пристанет.
Нет, Павлова не гналась за обогащением.
В 1910 году она внесла в дирекцию императорских" театров неустойку за нарушение контракта в размере 21 000 рублей.
В феврале 1910 года «Газета театра, искусства и спорта Лилипутик» сообщала под рубрикой «Иностранные вести»:
«Нью-Йорк, 16 февраля. Первый дебют балерины Павловой сопровождался огромным успехом. Печать восторженно отзывается о русской артистке. После Нью-Йорка предстоят гастроли г-жи Павловой в Бостоне, Филадельфии, Балтиморе».
Успех гастролей был действительно велик даже ко американским меркам. В расписаниях поездов о£обо выделяли маршруты, удобные для жителей окрестных городов, желающих попасть на спектакль Анны Павловой.
Потом, возвратившись в Петербург, Павлова признавалась в очередном интервью:
— Меня поражало благоговейное настроение публики. В антрактах между моими нумерами не было оркестра, и пока я переодевалась, в зрительном зале царила гробовая тишина. Вы себе, не можете представить, до чего эта выжидательная тишина волновала меня! Хотелось, чтобы кто- нибудь кашлянул и вывел публику из состояния оцепенения.
Поездка в Америку была повторена осенью того же года.
Путешествуя с континента на континент, закрывая для хореографии белые пятна на карте мира, она постоянно рисковала встретить бойкот публики, никогда не слыхавшей о балете.
Деньги были нужны постольку, поскольку их требовали расходы по содержанию труппы и оркестра, по оплате композиторов, балетмейстеров, художников, по оформлению новых спектаклей.
Всем этим, включая содержание лондонского дома, занялся вскоре Виктор Эмильевич Дандре.