Ей ответили кивками.
— Хорошо. Сидите тут и пейте, следующий круг за мой счет. — Она вернулась за свой столик.
Усевшись в тенях, Серап ждала, когда пройдет кровожадность. Тишине много есть что сказать, но она не в настроении выслушивать здесь и сейчас. Как и потом, увы. «Всех нас затрагивает это — нарастающий гнев, им так легко ответить на всё, что волнует, что тревожит, что пугает нас.
Я хотела драки, как и они.
О белые знамена, вы так гордитесь собой — а я хочу покрыть вас алыми пятнами. Только чтобы указать…
Да, вот бы еще сообразить, на что именно. Скорее ночь пройдет, и очень хорошо».
* * *
— Это было ужасно, — сказал мужчина. — Я… я не могу выгнать это из черепушки, ясно? — Он склонился на краю койки, спрятал лицо в ладонях.
Ренарр всмотрелась в него и перешла к сундуку. — У меня есть немного вина. — Она открыла крышку и нагнулась внутрь.
— От него голова болит, — пробурчал солдат через ладони.
— Тогда скидывай одежду и забудем на время обо всем мире.
— Нет.
— Солдат, чего же ты хочешь?
Он отнял руки от лица, но не пожелал встретить ее взгляд. — У костра, среди товарищей, с которыми сражался — за которых сражался! — ну, кажется, ты можешь говорить обо всем. Но это не так.
Ренарр налила вина себе, опустила крышку и уселась на сундук. — Даже слова не свободны.
— Знаю. Я заплачу тебе за… время. Приемлемо?
Она обдумала предложение. — Я тебе не мать, — сказала она. — Не жена. Говоря о бегстве от мира, я имела в виду и себя тоже. Но, подозреваю, эта сторона сделки редко приходит вам на ум. Да? Вы платите за свою нужду, не за нужды шлюх. — Она махнула рукой, когда он начал вставать. — Не надо уходить. За деньги ты сможешь купить почти что угодно. Вот я о чем говорила. Но предупреждаю: у меня нет особой мудрости, нет ценного совета. Я не смогу осветить твой путь, солдат.
— Так что ты можешь?
— Могу выслушать. За деньги. Говорю же, плати и ублажай нужду.
Он метнул ей взгляд, и она увидела в нем юнца, до ужаса несвободного в теле мужчины, в солдатских доспехах. — Ты что, холодная?
— Да, — ответила она. — Полагаю, я такая.
— Может, этого мне и надо, — бросил он, глядя в пол шатра, беспокойно комкая руки. — Сурового осуждения. Праведной кары.
Она отхлебнула вина. Уже не в первый раз за сегодня. — Возвышенные слова. Для солдата.
— Было три мальчишки на стоянке. Юные, едва мне по пояс. Нас было три взвода. Четвертый, Седьмой, Второй. Ну, когда мы закончили с матерью, кое-кто из мужиков… занялись и мальчишками. Эти мальцы… не я резал им глотки, когда всё кончилось, но я хотел. Это было милосердием после всего. — Теперь он дрожал, всем телом, заставляя трястись койку. Слова полились ручьем и видно было по глазам: пути назад нет. — Я не трогал их, тех мальцов. Я никогда не стал бы так… Но… Но теперь они всегда со мной. Один взгляд на лица, когда мы… когда мы делали это с матерью… А потом шок, когда мы схватили их тоже. Тупые лица, как куклы…