— Не на мост, — вздохнул Келларас. — Вы переведены. Оба. Приказ Сильхаса Руина. Вы приписаны к Легиону Хастов.
Это заставило их замолчать. Озадаченные лица не вызвали в Келларасе радости.
— За-за оставление поста? — недоверчиво пролепетал Празек.
— Нет. Это преступление оставим меж собой. Причина прозаичнее. Галар Барес страшно нуждается в офицерах. Руин ответил.
— Ох, — пробурчал Датенар. — Все верно. Руин, руины ответа, руины привилегий, вся жизнь в руинах. Приказ отдан по зрелом размышлении — увы, мы это видим.
— И наша привилегия — ответить на языке как можно менее темном.
— Как можно более ясном, брат.
— Именно, Датенар. Смотри, я вдруг затосковал по сложности. Хочу искупаться в косноязычии эйфорических эвфемизмов. Сбежать на ближайшую высокую башню, подобающую моему величию. Вынюхать и обличить удручающее состояние государства, наморщить лоб и объявить: вино совсем прокисло. Совсем и всем, всем насовсем.
— Я выпорю слугу, брат, если тебя это порадует.
— Радость умерла, Датенар, а смерть… радостна.
Датенар застонал и потер лицо. — Празек, не нужно было бросать мост без охраны. Гляди, какую судьбу мы пропустили, хотя простой пинок заставил бы эту свинью бежать подальше. Да будет так. Сдаюсь простоте судьбы и нарекаю ее справедливой.
Празек встал. — Командир Келларас, мы, как всегда, ждем приказа.
Закряхтев, Датенар тоже встал. — Может, у меча надеется неприличная сказка, чтобы позабавить нас, изменников. И доспехи… говорят, болтливость не доводит до добра, но я не стану жаловаться на предостерегающий голос, пусть мы не всегда его слышим.
Келларас поднялся и указал на дверь: — Ступайте осторожно, друзья. Путь назад опасен.
Оба кивнули.
— ВЕРШИТСЯ ПРАВОСУДИЕ!
Услышав голос, отозвавшийся эхом вдоль длинных смрадных тоннелей, Варез подумал, что это горькая шутка. И не сразу осознал искренность крика. Когда он уронил тяжелую кирку, внезапная пропажа привычного ладоням веса заставила его пошатнуться.
Один в дальнем конце глубокого штрека. Слова шептались вокруг, словно в темноте заговорило само железо. Он не двигался, вдыхая холодный воздух, а боль уходила из рук. Прошлое жестокий и неутомимый преследователь, и здесь — для Вареза и других обитателей шахт — оно имело обыкновение бормотать о правосудии.
Крик повторился. Скалы вокруг продолжали неустанно плакать, собирая блестящие ручейки среди светящихся пятен на стенах, стекаясь лужицами под ноги. Если слова несли обещание, они давно запоздали. Если призыв к бунту — тем более. Он так и не повернулся. Впереди была тусклая неровная скала. Он рубил ее уже неделями. Отличное место, чтобы встать спиной к миру и вести бесконечную вахту. Он приучился восхищаться упрямой неподатливостью жилы, стал оплакивать ее, поддававшуюся кусок за куском.