Глиф подошел.
Солдат бросил меч в самом начале бегства, да и что он смог бы сделать с мечом? Встав над неподвижной формой, Глиф вздохнул. — Традиция, — начал он, — велит пользоваться стрелами против зверя. Презренное оружие. Так мы думали. Сразить сородича на расстоянии — путь труса. Но мы, отрицатели, ныне строим новую традицию.
— Иди в Бездну, — прохрипел мужчина, зажмуривая глаза.
— Вы сами придумали несколько новых. Так что нет повода жаловаться. Какие новые традиции, спрашиваешь? Я тебе напомню. Гнать и убивать женщин и детей. И стариков. Насиловать, бросать в воздух младенцев. Смотреть, как прекрасная женщина обгорает, и лишь потом даровать подобие последней милости, пронзив мечом сердце. Это была моя сестра, она вечно смеялась и дразнилась. Я любил ее сильнее жизни. Как жену. И сына. Всех любил сильнее жизни.
Он посмотрел и понял, что солдат уже мертв.
Вынул железный нож, присел и перевернул труп на спину. Широко разрезал залитое кровью брюхо, делая рану для извлечения стрелы, засунул руку в отверстие. Не сразу пальцы нащупали наконечник. Тот угодил в печень, почти рассек ее пополам. Глиф бережно вынул острие, молясь, чтобы оно не было сломано о кости.
Но нет, наконечник цел, даже не выщерблен вдоль кромок. Глиф начисто вытер его плащом солдата.
Потом встал и пошел назад, к стоянке. Там должна быть еда, а он не ел почти неделю. Охота отняла все силы, он уже чувствует головокружение.
Он хотел вырезать стрелы из других трупов, проверить железные наконечники, потом найти древко, отломившееся в ране последнего мужчины.
«Вот моя новая сказка. Перед концом одна рыба покинула озеро. Поплыла вверх по ручью. Вернувшись, поняла, что сородичи исчезли. Во гневе вылезла она из воды, оставив навеки тот мир, и печальный бог озера дал ей благо ног и рук, и чешуя опала, заменяясь кожей. Он дал глаза, способные видеть в новом сухом мире. Дал легкие, которые не задыхались воздухом. Дал пальцы, чтобы держать оружие.
И рыба пошла.
Народ озерных рыбаков имел дальних родичей в сухих землях.
Она широко забросила сеть.
И начала традицию резни.
Она поняла, что нуждается в имени. И нареклась Глифом, чтобы другие смогли прочитать истину ее деяний, чтобы прочие рыбы могли присоединиться, выйдя из воды».
Он видел перед собой невысокую стену на берегу, меж воды и земли. Рождение традиции, место между мирами. «Я вышел из воды и теперь иду по берегу. Из страны, что за берегом, потекут потоки крови и благословят берег сделав священным».
* * *
Мать Вренека сказала, что ему теперь одиннадцать лет от роду. Они казались долгим сроком, ведь почти все годы прошли тяжело. Вечная работа, вечные тревоги. Розги и пинки по лодыжкам от хозяйки, и прочие гадости, что она делала: казалось, ее забавы длились миллионы дней, и так долго он жил.