— Кажется, это достойная месть, — согласился Реваст. — Ну, голосуем за такой план действий?
Гарелко резко остановился, вынудив замереть и спутников. Развернулся к ним, являя на лице недоумение. — Послушать вас, смелых щенков! Голосовать, не иначе! План действий! Да с такой решимостью мы могли бы разогнать тысячу бешеных Джеларканов. Но едва ее взор скользнет в нашу сторону, и решимость рассыплется, будто перепеченый пирог! — Он снова повернулся и покачал головой, трогаясь в путь. — Храбрость мужей прямо пропорциональная отдаленности жены.
— Так быть не должно!
— Ах, Реваст, ты дурак! Как должно быть, не бывает никогда. Отсюда наша привычка клонить спины, беготня мыслей, порхающие будто птички взгляды.
— Ну, у тебя и гнездо вместо волос.
— И это тоже, Татенал. Чудо, что волосы еще остались.
— Не чудо, а кошмар. Ты был красивее в юности, Гарелко? Должно быть так, ведь я еще не дождался от жены даже мгновенной жалости.
— До брака меня желали все и везде. Я ловил взгляды дев и матерей. Даже наш король-мужелюб не мог от меня оторваться, а кто станет отрицать его вкус к прекрасным мужчинам?
— Он везунчик, — буркнул Реваст. — Точнее, был везунчиком. Знаменитым любовникам лучше не стариться. Им лучше помирать от разрыва сердца, в переплетении ног и рук, в сальном поту. Старый лебедь кажется жалким.
— А он до сих пор перебирает перышки, раздражая всех.
Гарелко пренебрежительно махнул рукой. — Судьба любого стареющего короля. Или королевы. Точнее, любого героя.
— Ба! — вспыхнул Татенал. — Это судьба всех теряющих юность. А значит, и наша.
— Это и тревожит жену? — спросил Реваст. — Так страшится потерять дикую красу, что готова костьми лечь, сражаясь со старением?
— Самоубийственная смелость? — задумчиво проговорил Татенал. — В этом есть некое очарование.
— Очарование и Лейза Грач плохо уживаются. Деревенская похоть? Да. Соблазн раствориться в бабе? Точно. Манипуляции, нежданные кары? Абсолютно. Ее улыбка и взгляд заставят дрожать даже короля-мужелюба. Ох, мы ведь это испытали не раз, верно? Ну, я воображаю…
Гарелко в этот миг завершил крутой поворот по тропе, и представшая перед ним сцена украла слова с языка. Шагавший почти по пятам Реваст поднял голову и замер.
На широком уступе чудовищная рептилия пожирала тяжелый освежеванный остов, и она подняла навстречу пришлецам окровавленную голову. Шипение зверя обдало Тел Акаев туманом багряных брызг.
Длинная шея твари изогнулась, высоко поднимая голову; Гарелко сорвал со спины окованный железом посох и прыгнул вперед.
Челюсти рептилии распахнулись, голова рванулась вниз.