После боя Лавриненко вернулся к горящим «бэтушкам». Разгоряченный и потный, он подошел к Карпову, который стоял чуть в стороне от своего танка, без шлема, уронив голову на грудь. Политрук стоял спиной, и видно было, как вздрагивают его плечи.
Лавриненко снял шлем, встал рядом.
Что может быть горше потери своих товарищей, с которыми совсрм недавно разговаривал, шутил, смеялся… Обожженные и окровавленные, лежали они теперь на белом снегу, и никакая сила уже не могла поднять их на ноги, заставить жить, двигаться, мстить.
Дмитрий стоял чуть ссутулившись, горло перехватил спазм. Так прошло несколько минут. Вдруг кто–то осторожно тронул его сзади за плечо, и грубоватый голос настойчиво зашептал:
— Товарыш литенант, разрышите обратиться?
Голос показался Лавриненко знакомым. Дмитрий, крепко сжав локоть Карпова, тихо сказал: «Крепись, политрук» — и обернулся. Перед ним, приложив руку к ушанке, стоял высокий, широкоплечий, забрызганный грязью солдат:
— Вас, товарыш литенант, у штаб требують. Видать, шо-то дюже срочное. Приказаны вон до той хаты итить.
У Дмитрия будто что–то зажглось в глазах:
— Земляк, ты, что ли? Ну, здравствуй! — Лавриненко крепко пожал руку солдата, отвел его в сторону. — Живой, значит, казак. Теперь до Победы обязательно доживешь. Очень рад видеть тебя, дорогой ты мой, да вот только момент сейчас, видишь, совсем не для веселья. Товарищей своих хороним.
— Понимаю, товарыш литенант. С нашего взводу тогда тоже мало хто в живых остался. Хорошо, шо вы меня сразу выкопали. Врач сказал: «Ишо б час полежал, и амба — назад закопали б».
— Из госпиталя давно?
— С неделю как приехал. В свою часть никак не допросюсь, тут, при штабе, держуть. Гоняють, кому куды надо. А мне б счас пулемет, эх…
— Из дома что пишут?
— Жинка письмо прислала. Пишет, шо картоха хорошая уродила, шо орехов да дички в лесу дюже много. Груш с сынишкой три чувала насбирали. Если, говорит, до весны с фашистами управитесь, то и на мою долю узвару будя. Чудная баба!
— Да. До весны, пожалуй, не управимся. А ты курить, случаем, не бросил? А, земляк?
— Не. Никак не насмелюсь.
— Ну тогда на. У меня тут в кисете специально для тебя кубанского табачку щепотка припасена, как раз на пару затяжек. Я ведь так и знал, что мы с тобой еще встретимся. Нельзя нам погибать. Ну, я побежал, а то скоро второго посыльного пришлют. Вернусь, договорим. А ты помоги пока тут моим ребятам…
— Не сумлевайтесь, товарыш литенант. Схороним, как своих…
Дмитрий ушел и уже по пути вспомнил, что опять не спросил ни имени, ни фамилии солдата. «Ладно, — решил, — вернусь, с этого и разговор заведу».