Техник подъезжает ко мне в своем кресле на колесиках. Она ловит мой взгляд, в ее глазах отражается недоверие.
— Мы проверили дату и место, — говорит Дилайла. — Похоже, это какое-то счастливое воспоминание. Сколько тебе было?
Она окидывает меня оценивающим взглядом. Старательно пытаюсь не разорвать зрительный контакт. Я слишком тяжело над этим работала, чтобы сейчас оказаться раскрытой. На то, чтобы оплатить это последнее путешествие, ушли все мои деньги до последнего пенни.
— Мне было пять. Я пела перед мэром. Там был папа. Тогда это было для меня очень важно.
Дилайла надевает мне на палец стандартный белый кардиомонитор наподобие больничного и старательно его закрепляет, зажав кожу. Ловким движением ноги она заставляет кресло откинуться назад, будто в кабинете дантиста, и я таращусь в стеклянный потолок.
Покопавшись со скучающим видом в карманах, Дилайла выуживает ручку и снова обращается ко мне:
— У тебя будет пятнадцать минут, смотреть придется из коридора.
Я киваю и стараюсь не вспотеть, однако сердце бешено колотится, отдаваясь грохотом в ушах.
Дилайла всматривается мне в глаза и поджимает губы. Она цитирует наизусть:
— Никакого взаимодействия, и не пытайся с кем-нибудь встретиться или кого-нибудь коснуться, пока будешь там. У тебя все равно не выйдет.
Ну, или так она думает. Стискиваю брошюры. Между ними спрятано фото мамы.
— Мы будем за тобой следить. Любые неожиданные изменения в дыхании или сердцебиении — и мы тут же тебя вытащим.
Дилайла колет мне в шею снотворное. Раздается щелчок, будто где-то спрятался жук-щелкун, и на висках у меня начинают пульсировать электроды. В голове звенит. По телу бежит электричество, вынуждая ноги подергиваться, а пальцы — непреднамеренно стискиваться.
Веки наливаются тяжестью. Глаза закрываются, но внезапный шум заставляет их открыться вновь. Сквозь окошко в двери я вижу своего парня, Рика. Он барабанит по стеклу ладонью, и я стискиваю ручки кресла, заставляя ремни впиться в предплечья.
— Арестуйте его, — шипит техник в интерком на стене, и вооруженные охранники заламывают Рику руки за спину.
Дилайла оборачивается ко мне и улыбается. Ее улыбка совсем не выглядит дружелюбной.
У меня от нее мурашки бегут по коже.
— Она готова вернуться.
— Лара! — кричит Рик, и страстная мольба в его голосе разбивает мне сердце. — Не делай этого, Лара!
Кресло начинает вращаться, и комната кружится, пока меня не начинает тошнить. Скорость вращения заставляет меня откинуться на подголовник и открыть рот. Я шепчу одно-единственное слово:
— Мама.
***
Открываю глаза. Я стою в желтых коридорах большой светлой школы, украшенных плакатами на больших листах картона. Коридор качается перед глазами, словно я тону в океане, колени дрожат. Плавно передвигаю ноги, чтобы добраться до шкафчика и опереться на него.