Во мне все замирает, и я поворачиваюсь к маме, застывшей с телефонной трубкой в руке. На ее лице появляется то, чего я еще не видела.
Страх.
— Ты ее знаешь? — требую я ответа, подходя к ней. — Ты знаешь женщину с фиолетовыми волосами?
Она качает головой.
— Нет, я… я не знаю, кто это…
— Лгунья, — рычу я. — У тебя же на лице все написано. Кто она?
Мама вешает трубку.
— Я не знаю! Ну, я ее видела. Мельком. Как привидение. Н-н-но-но я понятия не имею, кто она такая.
Закрыв лицо руками, она начинает плакать.
— Вы вместе работаете? На сенатора?
— Что тебе известно о моей работе с сенатором? — У нее гневно раздуваются ноздри.
Агенты ФБР возвращаются обратно. Очевидно, им не удалось никого обнаружить в доме. Мне бы следовало испытывать облегчение, но не получается. Джекс и Майк все еще здесь, но я забыла о них, буравя взглядом маму.
— Достаточно, — выпаливаю я. — Достаточно, чтобы быть в курсе твоих незаконных исследований. То хранилище памяти всего лишь прикрытие.
Мама ахает.
— Ты рылась в моих бумагах? У меня в кабинете? Проклятие, Лара! Ты хоть понимаешь, что натворила?
— Что ж, извини, если мне нужна была информация, — выпячиваю я грудь. — Я нуждалась в ответах, а ты никогда мне ничего не рассказывала. Все, что я получала — объятия да поцелуи, и, о, мы скоро поедем в отпуск, но знаешь что? Отпуск все никак не начнется. Ты твердишь об этом годами. Годами! Что может быть настолько важным, что ты не можешь со мной поговорить? Провести с нами время? Предполагалось, что мы должны быть семьей.
Мама плачет в сжатый кулак, но мне все равно.
— Чем работа на сенатора так важна, что ты наплевала на нас?
Джекс тянет меня за плечи.
— Хватит, Лара! Твоя мама и так через многое прошла. Иди к себе в комнату.
Разворачиваюсь на каблуках, испытывая желание ткнуть пальцем ему в лицо. Он понятия не имеет, что я сделала, чем пожертвовала.
— Сейчас же, юная леди, — повышает голос Джекс, хмуря брови и уставившись на меня надменным взглядом. Он в жизни так на меня не смотрел. Ни разу.
Приходится подчиниться, и я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Поднявшись в свою комнату, глотаю болеутоляющее, отпиваю несколько глотков воды и завожу будильник. Я так зла, что могу думать только о своем плане по спасению Молли.
Просыпаюсь в темноте с раскалывающейся головой, и по телу волнами разливается боль. Ничего не вижу, кроме мерцающих красных цифр на часах, которые показывают восемь вечера. Стук сердца отдается в голове громче, чем обычно.
Со стоном падаю на колени возле кровати и сжимаю переносицу. Это оно. В чем бы ни заключалась болезнь путешественников во времени, она меня убьет. Чувствую себя так, словно кто-то проводит овощечисткой вверх-вниз по моим косточкам, обнажая мышцы, а затем посыпает солью открытые раны.