— Мне только что звонил Петр Викторович, — сообщила мать и буквально впилась в дочь взглядом. — Это правда, что ты связалась с плохой компанией? Отвечай!
— Я ни с кем не связалась, — ответила та дрогнувшим голосом.
О том, что декан может позвонить матери, она даже не подумала.
— А вот Петр Викторович утверждает обратное. Тогда следующий вопрос: кто такой Алексей Радченко? Смотри мне в глаза!
Зрачки у Антонины Степановны сузились, и Тамаре показалось, что в этот момент ее не просто пронзили взглядом, а прочитали все мысли до единой. Тут же покраснев, она опустила ресницы. Затянувшуюся паузу и поведение дочери мать поняла по-своему.
— Значит, так оно и есть. Да как ты могла! — взорвалась она и стукнула кулаком по столу. — Я даже не могу себе представить, как моя дочь гуляет в обнимку с развращенным женским вниманием ловеласом! В открытую, на глазах у всего города! Чем ты думала? На панель захотела?
Антонину Степановну понесло, и чем сильнее она распалялась, тем крепче цеплялась Тамара побелевшими костяшками пальцев за края табурета.
— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — принялась она хлестать дочь попавшимся под руки кухонным полотенцем. — Теперь я понимаю, почему ты отказалась переводиться в Москву! А я поверила, что ты хочешь стать великим строителем. Да я сегодня же позвоню Мише с Валентиной, извинюсь перед ними и попрошу немедленно заняться твоим переводом!
— Мамочка, я не хочу в Москву! Не из-за кого-то, я просто туда не хочу! — неожиданно взмолилась Тамара и заплакала.
Огромные слезы-горошины катились по ее щекам и капали на новые, в первый раз надетые джинсы. Заметив это, мать бросила ей полотенце.
— Для чего я тебя растила? Чтобы с самого утра мне звонили на работу и сообщали, как ты шляешься непонятно с кем? А если разговор слышала секретарша? Ты подумала, как это может отразиться на моей карьере, на жизни всей семьи, наконец?
Тамара уже плохо понимала, что говорила мать. Плечи ее буквально сотрясались от рыданий, а в груди вырастал ком обиды.
— Потаскуха! — выкрикнула Антонина Степановна и вдруг, словно захлебнувшись собственной яростью, умолкла.
Огромный ком в душе Тамары рухнул куда-то вниз и раскололся на маленькие обидки: словно паучки, они стали медленно расползаться в разные стороны и обволакивать мысли тонкой липкой паутиной.
«Почему потаскуха? — уцепилась она за последнее слово. — После справки декан не мог меня так обозвать. Значит, это мама? Неужели я и ей должна принести справку?»
Словно услышав это, Антонина Степановна вскинула голову:
— Немедленно снимай джинсы, украшения и идем к гинекологу!