Встрепенулся строй. О ней, о земле, в казарме до хрипоты спорили. И так новый закон примеряли и эдак. Дружно ответили Левонтьеву:
— Как не читать? Читали все.
— А много ли корысти в том? — пренебрежительно ухмыляясь, бросил Левонтьев вопрос строю.
Забубнили казаки недовольно. Не дураки же они. А что земли касается, тут их вокруг пальца не обведешь. Обман да фальшь враз сообразят.
— Чем не довольны, служивые? — все так же надменно и пренебрежительно оглядывая строй, спросил Левонтьев. — Шевелить мозгами никогда не вредно. Давайте и пошевелим. Если вдуматься в корень вопроса, то что же, служивые, выходит? Вся земля: частновладельческая, общественная, крестьянская отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней…
— У рядовых казаков не конфискуется, — возразил кто-то из строя, и по строю прошелестел ветерок.
Левонтьев моментально парировал реплику:
— Уездные Советы определяют, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации. Слова-то эти не выбросишь из декрета никуда. Советы и определяют форму пользования землей: частновладельческую, либо общественную. Но только те получат землю, кто при ней будет. Нет тебя, и земли тебе нет, ибо… вдумайтесь: «…переходит в пользование всех трудящихся на ней». Вот и судите, казаки, да рядите. Мы здесь торчим, не ведая чего ради, а землица наша отобрана и поделена. Когда возвратимся к очагам своим, за нами, так в декрете сказано, не мною выдумано, как за пострадавшими от имущественного переворота, признают право на общественную поддержку, — усмехнулся недобро. — Дадут милостыню. А то и нет. Презирать еще станут да гонение чинить за то, что мы незаконно аннексировали малый народ — сартов. Дело ли, казаки, из-за них, вонючих, оставаться здесь?
— Это подло, Андрей! — в гневе воскликнул Богусловский. — Это — профанация. Где, когда, скажите мне, правительство забывало своих защитников?!
— Я покидаю гарнизон! — словно не слыша Богусловского, зычно крикнул Левонтьев. — И предлагаю: кто со мной — два шага вперед!
Тихо-тихо вдруг стало. Да и объяснимо, отчего перехватило дыхание у многих. Спорить да доказывать друг дружке, тут вольготно, тут — размахнись рука, раззудись плечо. А когда твоя судьба в твоих руках и вмиг определиться требуется, тут — боязно.
Но вот шагнул отчаянно один, за ним — другой, третий. И раскололся строй. Два шага между казаками, а что тебе пропасть. Вчера они вместе, стремя в стремя, дозорили, вместе валили коней и, смахнув карабины с плеч, отстреливались от джигитов заматерелого контрабандиста Абсеитбека, сегодня же они стали врагами, еще не вполне осознавая весь трагизм происшедшего.