Когда все пообедали, Варенька стала собирать пустые миски и, подойдя к Володе, наклонилась, а он привстал, чтобы ей не пришлось наклоняться до самой земли. «Вкусно?» — спросила она, и он всем своим видом изобразил удовольствие от вкусной еды: «Необыкновенно!» Она смеялась, как бы не успев исчерпать в недавней улыбке всей радости от общения с ним. Володя помог ей забраться в кузов и поднять борт. Когда грузовик развернулся, приминая картофельную ботву на обочине, Варенька помахала рукой, и Володя понял, что ее прощальный жест предназначался только ему. После этого Варенька долго не приезжала, и Володя стал забывать о ней, но вскоре снова увидел в кузове ее простенький платочек. Как раз в этот день Володю сильно просквозило, и к обеду он почувствовал, что если не примет профилактическую дозу таблеток, то наверняка сляжет с температурой. Командир отряда разрешил ему показаться врачу, и Володя договорился с шофером грузовика, чтобы тот подбросил его до медпункта. «А я с вами, — сказал он Вареньке, забираясь в кузов, — Разрешите?» Варенька очень смутилась оттого, что он оказался в кузове, и по своей привычке сдвинулась на самый край сиденья, словно на нее наседала толпа. «Пожалуйста», — ответила она, оправляя на коленях подол застиранной юбки. Володя пристроился рядом и постучал по крыше кабины: «Поехали!» Когда машина тронулась, он зябко укутался в телогрейку. Варенька спросила, не простудился ли, а узнав о его простуде, добавила: «Медпункт все равно закрыт. Лучше заедем к отцу. У него весь поселок лечится». — «Ваш отец врач?» — уточнил Володя, и Варенька улыбнулась, как бы не желая говорить о том, кого он вскоре увидит собственными глазами.
У порога дома их встретил мужчина с большим лицом, гладко зачесанными волосами, ниточками белесых выцветших бровей и мягкими белыми руками. Одет он был в длинное пальто, из-под которого выглядывала суконная ряса, широкие брюки, заправленные в сапоги, и добротный картуз. Мужчина держал в руках заплатанный холщовый мешок и засовывал в него петуха, который вырывался, хлопал крыльями и норовил клюнуть его в грудь. Рядом стояла старушка, благодарно повторяя: «Спасибо, что помогли… спасибо, что вылечили… А то мой петух совсем по утрам кричать перестал. Думала, что помрет». Она попыталась вручить лекарю деньги — смятую в кулаке трешку, но тот что-то промычал, фыркнул, брезгливо сморщился и накрыл ее кулачок своей ладонью: «Спрячь. — Старушка послушно спрятала деньги и вздохнула с таким видом, словно ей не столько было жаль расстаться с ними, сколько оставить их у себя, а мужчина вытащил из кармана деревянную ложку и протянул ей со словами: — Это тебе. В подарок». Старушка снова принялась благодарить, умиленно всплескивая руками, но он решительно вывел ее за калитку, снял фельдшерский фартук, повязанный поверх пальто, вымыл под умывальником руки и несколько раз прогнулся в пояснице. Затем он зашел в дом переодеться и вернулся уже без рясы, взял в руки топор и стал рубить дрова, словно не желая начинать разговор с дочерью в состоянии праздного бездействия. «Сегодня в церкви был субботник. Старушки полы мыли. А ты уже отработала?» — спросил он, как бы добавляя к этому невысказанный вопрос о том, кого и зачем она привела с собой. Варенька поняла, какой вопрос важнее, и поспешила успокоить отца: «Это Володя, студент. Их послали на картошку. Помнишь, я рассказывала?» Мужчина отложил топор и, протягивая руку, представился: «Николай Николаевич».