Попробовали — получилось. Дети чувствовали себя в классе как в родной стихии: полностью раскрепощались, ходили на головах, визжали, пищали и хрюкали как поросята. Алексей Алексеевич нашел еще один ход, облегчавший ему контакты с воспитанниками, — если кто-нибудь не выполнял задание, он не отчитывал его, а реагировал по-детски: называл тухлой свиньей, драной мочалкой, кислым помидором, зеленой каракатицей. Дети были в восторге; сам провинившийся радовался больше всех и на следующий день приходил с выученным уроком. Уже через пару лет тухлые свиньи и зеленые каракатицы с успехом играли Моцарта и Бетховена, а один из них — круглолицый Миша Веревкин — выступил на школьном вечере с концертом Венявского. Когда он поднял скрипку и заиграл под аккомпанемент Верочки первую часть, по залу прошел возбужденный ропот: опытные педагоги отказывались верить, что чистейшие пассажи и гаммы вырываются из-под пальцев девятилетнего мальчика (если бы он сразу попал к Васьковым, то сыграл бы этот концерт и в восемь лет). Алексея Алексеевича поздравляли, о выступлении его учеников рассказывали как о сенсации. Вскоре Васьковы устроили показательное турне по музыкальным школам Новосибирска, а затем добились командировки в Москву. И вот Алексей Алексеевич сидит в купе скорого поезда, а за окнами, розовыми от зимнего солнца, проносятся заснеженные платформы и веранды дачных станций с полукруглыми окошечками касс и большими вокзальными часами, показывающими московское время.
— Братья-пираты, кого высаживаем на необитаемый остров? — спрашивает он с самым серьезным видом, когда за перегородкой смолкают гаммы и на пороге появляется очередной вундеркинд, отыгравший положенные полчаса. Васьковы вместе со своей командой занимали два купе, в одном из которых Алексей Алексеевич устроил репетиционный зал, считая, что даже в дороге надо оставаться ежами и нельзя позволять себе быть лисицами. В другом купе Верочка читала вслух биографии великих композиторов и нажимала на клавиши портативного магнитофона с записями классической музыки. Братья-пираты усиленно заставляли себя слушать, но головы невольно поворачивались к морозному окну: под фанфары «Итальянского каприччио» к ним приближалась Москва, и оставаться на необитаемом острове не слишком хотелось.
— Что ж, если нет волонтеров, придется высаживаться самому атаману, — говорит Алексей Алексеевич, и его лицо с остатками прошлогоднего крымского загара (Васьковых теперь часто баловали путевками — перспективные кадры, надежда области!) и ранними веснушками делается еще более серьезным и озабоченным. Дети не понимают, то ли это продолжение игры в пиратов, то ли любимый учитель всерьез озабочен их непослушанием. Наконец один из мальчиков, медлительный и неповоротливый Сережа Мухин, с плеч которого постоянно сползают помочи, а с носа спадают очки, обреченно достает из футляра скрипку и уходит в соседнее купе. Оттуда снова доносятся гаммы.