Эта боль напомнила ей отца, когда он ее бил, маленькую девочку, одним из своих ремней из кожи аллигатора.
Конечно, она решительно отказывалась признавать его затрещины или менять свое поведение. Она отказывалась показывать ему свою слабость, пытаясь, наоборот доказать, что он не сможет управлять ее жизнью.
И с тех пор все было просто отлично.
Угловатое лицо Ричарда Пфорда заострилось еще больше, его голова возвышалась над ней.
— Можешь ненавидеть меня сколько влезет, но ты не уважаешь меня опять. Мы исправим это.
Он по-прежнему тянул ее за волосы, заставляя противостоять его силе, или же он мог свернуть ей шею.
— То, что я делаю или не делаю, — пробурчала она, — не изменит мнения о тебе. Это бессмысленно.
Она пристально посмотрела на него и… улыбнулась. И его крысиные глазки прямо сейчас затуманились воспоминаниями о его низкой самооценки, щедрой рукой сыпавшиеся на него оскорбления, когда они были одноклассниками на День Чарлмонта. Джин как раз была в числе тех обзывателей, самой злой, среди тех девушек, передвигающихся стайкой. Ричард тогда был тощим прыщавым пареньком, раздраженным и с манией, что ему все должны и голосом как у Дональда Дака. Даже удивительное богатство его семьи не могло спасти его в социальном плане…и его положение.
И действительно, слэнг девяностых приклеил к нему такие выдающие прозвища, как: неудачник, скраб, лох, придурок, ублюдок.
Ричард встряхнулся, заставляя себя сфокусироваться.
— Я ожидал, что моя жена будет сидеть дома и ждать меня, пока у меня идет деловая встреча, а не проводить время, как заблагорассудится, — он дернул ее за волосы. — Я не ожидал, что она улетит на самолете в Чикаго…
— Ты живешь в моем доме…
Ричард опять дернул ее за волосы, словно он дрессировал собаку с помощью ошейника-удавки.
— Особенно, когда я не разрешил пользоваться своим самолетом.
— Но если бы я взяла самолет Брэдфордов, разве я могла бы быть уверена, что ты узнал бы об этом?
У него на лице отразилось замешательство, которое стоило того, что происходило сейчас и будет дальше.
Джин вырвалась и поднялась на ноги. Ее платье от Gucci задралось, она раздумывала то ли поправить его, то ли оставить как есть.
«Пусть останется таким неаккуратным», — решила она.
— Вечеринка была божественной, — сказала она. — Оба пилота тоже присутствовали на ней. Ты, конечно, знаешь, каких людей нанимать.
Ричард вскочил с пола и замахнулся, она засмеялась.
— Будь осторожен с моим лицом. Моя визажистка, конечно, мастер, но есть пределы совершенству.
В ее голове и по всему телу, пело безумство, как хор на алтаре сумасшествия. И на долю секунды она подумала, что ее недееспособная мать, лежащая в своей постели дальше по коридору, такая же, как и любой бомж наркоман на улице.