Да, славная жизнь в Шушенском, ничего не скажешь, воля вольная и никаких тебе забот, только ешь да здоровей, катайся как сыр в масле. В Шушенском от суеты сует можно надежно спрятаться, и хоть всю жизнь там прожить в любви и согласии и умереть в один день. Ленину от таких чувств даже слезы на глаза навернулись. "Эх, прикупить бы там землицу со всеми потрохами!" - совсем размечтается он. А Надя его одергивает: "Ну-ну, разбежались ему, продали, там же заповедная зона!". - "Ах, как жалко!" всплеснет Ленин руками и долго потом успокоиться не может.
И так они размечтаются о светлом будущем, так хорошо им вдвоем, что из-под кровати вылезать не хотят.
А нянька баба зловредная была, детей никогда не любила, ни во что их не ставила. Хвать она их за ноги и давай на белый свет вызволять... А они не хотят, ерепенятся.
Ленин отбрыкивается, ругает ее нехорошими словами, ругаться его старший брат научил:
- Ах ты, такая-сякая, не дает с молодкой по душам поговорить!
А Надя в слезы:
- Не хочу быть в вашем колхозе, лучше быть певичкой в обозе!
А нянька баба тоже упорная, не отступает, и нехорошие слова тоже знает, она сама научилась.
- Ах вы, такие-сякие, ах вы, шептуны-кровопийцы! Читать-писать не умеем, а жрать-драть - давай! - выволочет их кое-как на белый свет и в наказание в разные углы поставит. Ленина - на горох, Надю - на кукурузу, пока прощенья не попросят.
В общем, не сладко им в детском саду жилось, мученье одно было, а не житье, и никакого уединения. То нянька пристанет пуще пареной репы, то кухарка половником достанет, когда они у нее лукового супа попросят. А они из-за тайных встреч всегда на обед опаздывали.
Пожаловался тогда Ленин старшему брату.
- Достали, - говорит, - в детском саду, то им - не так, это - не этак, и главное - никакого уединения.
- Нy, это дело поправимое, - обрадовался брат. - Надо, - говорит, адскую машинку сочинить - бомбу! - и там взорвать, чтоб все - вдребезги!
А брат его в этом деле большой был дока, любил со взрывчаткой работать, а еще больше - сами взрывы любил. Кому - книжку почитать, кому порисовать, а ему - лишь бы взорвать что-нибудь и все. Он только тогда и успокаивался, начинал спать спокойно. А иначе не мог. У него Альфред Нобель любимым героем был.
- Ну, а как если человеческие жертвы будут? - испугался Ленин.
- А как ты хотел, брат, без жертв свободы и счастья не видать.
Ладно, сочинил брат адскую машинку: набил ее доверху серными головками от спичек, все коробки дома извел. Хорошая бомба получилась, увесистая. Ох, и обрадовался он: ну, будет теперь фейерверк, попляшем на обломках! А то выдумали правила, над детьми издеваться.