– Она похожа на бабушку.
Я не спрашивал, я просто сказал это. Более того, я был уверен, что он это знает. Но он перестал целовать ее и резко выпрямился:
– Что?!
– Как-то раз, когда Цви был у нас, он сказал маме, что она ужасно похожа на бабушку. Наверное, он имел в виду их маму…
Я произнес это скороговоркой. Так чтобы он понял, что я просто передаю слова, сказанные Цви. И больше ничего.
Он улыбнулся какой-то смутной улыбкой и бросил на малышку оценивающий взгляд.
– Значит, так сказал Цви?
– Да.
– А что сказала на это твоя мама?
– Мама не сказала ничего, но папа сказал, что это просто ерунда.
Теперь он снова стоял выпрямившись, время от времени посасывая свой порез, и улыбка на его лице делала его похожим на глупого мальчишку, который услышал вдруг от кого-то, ну от меня, что-то чудное. Я протянул ему распашонку, и он взял ее дрожащими руками, натянул на малышку шиворот-навыворот, снял и снова надел, на этот раз уже правильно, и спросил, а сколько девочке лет, на что я ответил, что ей уже шесть месяцев. Вслед за распашонкой он натянул на нее легкий свитер, после чего стал копаться в ящике со всякими лекарствами и перерыл все, пока не нашел широкий бинт – для себя самого, подумал я было, но он обернул этим бинтом живот у малышки, хотя на животе у нее не было даже царапины. Я никогда не видел, чтобы мама делала нечто подобное, но он проделал все так ловко, что оставалось только думать – это ему делать не впервой.
– Зачем ты обмотал ее? – спросил я. – Мама так не делает.
– Это для того, чтобы укрепить ей живот, – ответил он.
– Для того, чтобы живот не был жирным?
– Ничего подобного. И вообще, с чего это ты вдруг вообразил, что она жирная? Она нормальная. Так же, как и ты.
– У меня это из-за гланд, – прошептал я, но он меня не слушал.
Похоже было, что малышке нравился бандаж на ее животе, она радостно бормотала что-то, изредка вскрикивая в полный голос. Дедушке все это страшно нравилось.
– Ты делаешь все это и своему малышу в Америке?
Он выронил из рук пеленку.
– Существует ли что-нибудь, чего бы ты не знал? Или они рассказывают тебе обо всем?
– Нет… не обо всем.
– А кто тебе рассказал об этом? Твой отец? Твой замечательный папочка? Он, похоже, не может держать язык за зубами.
Он был просто вне себя из-за того, что я упомянул о его ребенке. Может быть, он этого стыдился?
– Нет, – прошептал я. – Это сказала мне мама.
Мне не хотелось больше говорить на эту тему. Он тем временем закончил возиться с Ракефет, завершив одевание тем, что натянул на нее маленькую курточку, завернул в одеяло и положил в кроватку, в которой царил полный беспорядок, а потому он велел взять малышку на руки и сидеть так, пока он все не приберет и не перестелет. И тут все началось сначала, после пробуждения и ванны у Ракефет резко изменилось настроение, снова она закричала, обливаясь слезами, может быть, ей показалось, что самое время проявить характер, то есть плакать не переставая, а я знал только одно средство заставить ее замолчать, и я начал смешить ее, корчить рожи и кривляться, щелкать пальцами и все такое подобное, так что дедушка в конце концов обернулся и уставился на меня с интересом. Когда она была еще меньше, объяснил я ему, это помогало.