ЛАЙОН ДАЛА МНЕ ХЛЕБНУТЬ из фляжки и села рядом на крыльцо. Я не могла отвести взгляда от лужи блевотины на траве.
– Ты долго с ним жила?
– Мне было семь, когда он нашел меня в лесу.
Нет, добрей она не стала, но что-то в ней изменилось. Вроде как лед растаял. Видать, поверила, что я не знала.
Мы сидели и молчали, а я смотрела, как с севера медленно надвигаются тучи. Судя по цвету, они несли с собой снег.
Наконец Лайон вздохнула.
– Если достанешь мне Холлета – будем в расчете. Я не стану тебя преследовать.
А я взглянула на нее, и мне показалось, что фарфоровая статуя вдруг потеплела.
– А как насчет Билкера?
Она покосилась на солнце.
– Он зашел на чужую территорию.
Значит, Лайон не будет больше о нем вспоминать. В первый раз за этот год я почувствовала, что свободна.
Детали моего плана мы обсуждать не стали, да и нечего было обсуждать. Я просто сказала ей, чтобы она оставалась в Такете, держала револьвер заряженным, а лошадей оседланными.
– Будьте начеку. Крегара так просто не поймать.
На самом деле я понятия не имела, с чего начинать. Он был тенью среди деревьев, так же как и я, и останется тенью, пока сам не захочет выйти. Я сказала об этом Лайон, а она ответила, что будет ждать сколько понадобится.
Я ясно видела ее отчаяние. Наверное, тот парень, которого она поймала на вокзале и привязала к лошади, тоже видел. А я вспомнила отчаяние светловолосого мальчика из моего сна. Они были так похожи – глаза, волосы. А рядом Крегар, поднимающий ружье.
На меня вновь накатила тошнота.
– Знаешь, а ты на него похожа, – промолвила Лайон. – На моего сына. Он тоже все время пропадал в лесу. Приходил домой, покрытый грязью, и притаскивал жуков в банке. – Она замолчала, улыбнулась, а потом продолжила: – Однажды принес кролика, которого подстрелил из духового ружья, и был такой гордый. Стоял на кухне и все повторял: «Мама-мама, я добыл нам ужин».
Она рассмеялась, но не тем жутким смехом, а другим – полным горя.
– Я приготовила кролика, а он откусил всего один кусочек и выплюнул его прямо на мой идеальный кухонный стол. Сын жалел, что убил зверька, и сказал мне, что он совсем невкусный. А потом сидел за столом, хмурый-хмурый, и все размышлял над тем, что сделал. В конце концов похоронил кролика с почестями и поклялся никогда больше не убивать животных. Ну, кроме коров, потому что говядину он любил.