И никакой тебе женской солидарности!
– Два фотоаппарата вынесла, «плазму», ноутбук.
– Я бы этой жирной пинка дал – и сама виновата, – злобно бросил Паша. – Сколько ты с ней срок мотал?
– Одиннадцать лет, – Лексус отхлебнул вина, отклонил бокал, полюбовался кроваво-красным следом, плавно стекающим по стеклу. – Я так не могу, я ж не зверь какой-то.
– А жря, – брякнул Пашка с набитым ртом.
Допив второй бокал, Лексус наконец расслабился. Руки черненькой творили чудеса – гладили плечи, легонько касались груди, ерошили волосы, которые так бесили Машу, когда отрастали. Он запрокинул голову, посмотрел на стеклянный потолок над балконом и улыбнулся. Так приятно ночью покачиваться в кресле, пить виски или хороший коньяк, тихонько слушать Ли Бернсайда и понимать, что звезды мерцают под музыку.
Идиллию нарушил Микроб:
– Лексус, Зона просила передать, что скучает по тебе. Приглашала в гости.
– Да иди ты на фиг со своей Зоной! – отмахнулся он, не открывая глаз. – Не хочу. Прошлый раз чуть не стал последним – еле из «молока» выбрался. Для острых ощущений я «харлея» купил.
– Зря ты так. Зона, она ж живая, обидеться может. «Молоко» – тема годная. Говорят, кто выбирается из «молока», получает «ключ».
Лексус подобрался, открыл один глаз. Чего это он, прощупывает? Любой сталкер за «ключ» от Сердца Зоны душу продаст – это все знают. Но как выглядит «ключ», общего мнения нет. Вот так, слово есть, а предмета нет. Может, штуковина, которую он в прошлый раз нашел, и есть тот самый «ключ» от Сердца и несметных сокровищ? Рука потянулась к сделанному на заказ золотому амулету в форме капли, внутри которой за фотографией Маши он спрятал крупную бусину, будто сплетенную из светящихся разноцветных проволок. Лексус был не дурак, и странную находку не афишировал, пока сам не убедится, оно это или нет. Если да, владеть «ключом» так же опасно, как огромным краденным бриллиантом, за такое и голову открутить могут.
– Я бы на твоем месте попробовал в Сердце-то попасть, – не унимался Микроб. – Даже без «ключа», ты ж теперь что-то типа помазанника Зоны.
– Посмотреть бы, как бы ты туда хотел после того, как тебя неделю крыло, плющило и морочило в «молоке». Чуть мозги наизнанку не вывернуло. Чуть третий глаз не открылся!
Стоило заговорить про «молоко», и оживали галлюцинации, лезли из того кошмара – какие-то лица, кровь, люди, страх, коротко стриженный мужик с острыми ушами и ледяным взглядом покойника сжимает нож, Славка с простреленной головой и грудью, Пашка в луже крови, смерти, смерти, смерти… Бррр! Как в аду побывал. Но хуже всего, что сквозь кошмар проходила красная нить смысла, словно все это что-то значило.