Слишком поздно спохватился Тоян. Думать вдогонку Тыркову все равно, что обнимать улетевший ветер. Надо ответить казакам так, чтобы они не догадались, какое недоброе предчувствие сжало его сердце. Если русы послушны Тояну, как обещал посланник, они не станут противиться любому ответу. А если станут, значит Тырков хитрил с Тояном, и слова его немного стоят. Тогда и казакам не место в эуште…
— Скажи им, — велел толмачу Тоян. — За Тоомом много высоких мест. Я даю им кыр напротив чигынкола, который они не захотели. Это мое последнее слово.
— Ответь ему, — велели толмачу казаки. — Мы берем!
Не думал Тоян, что согласие будет таким простым и быстрым. Он подождал, не спросят ли казаки, почему им нельзя поставить зимовье над Ушай-рекой. Нет, не спросили. Значит, завтра спросят.
— Аллах дал нам маленькое озеро с вечной водой, — сказал Тоян. — Ключи от него оставил табибу Одтегину. Только он может жить там. Вы все поняли?
— Чего ж не понять? — был ответ. — Кабыть не дураки какие.
— Тогда пусть ваш кыштау будет теплым и просторным…
Стук топоров на Тоом-кыр заставил Басандая явиться к Тояну с упреками:
— Почему без совета с соседями пустил сородичей Явыз Ивана[102]? Разве не знаешь, сколько татарской крови пролил он? Вспомни песню слез, которая долетела до нас от матерей завоеванной им Казани, — и тонким срывающимся от гнева и презрения голосом быстро-быстро забормотал: — И балалар, балалар, таш каланы алалар, таш каланы алалар, безне утка салалар..[103]. Хочешь, чтобы и нас кинули в огонь?
— Соседи сами отказались жить в совете, — напомнил ему Тоян. — Явыз Ивана давно нет. Казань живет с Москвой. Но я видел огонь, который приносят сюда другие. Они тоже кому-то сородичи. Не знаешь, кому именно, Басандай-бильга[104]?
— Когда я был маленький, отец говорил мне: и на чужой стороне пусть будет знакома хоть одна юрта.
— Тогда почему на моей земле не может стоять чужой кыштау?
— Потому что в нем не молятся Аллаху.
— Но в Коране сказано: кто приходит с хорошим, тому еще лучшее, и они от всякого страха в безопасности…
— А кто приходит с дурным, — с готовностью подхватил Басандай, — лики тех повергнуты в огонь… К тебе пришли неверные и этого достаточно.
— Ко мне пришли люди. И еще не забудь… Во мне течет кровь Гурбэсу, которая пошла за Распятым…
Долго спорили они, но согласия так и не нашли.
Басандай уехал рассерженный. Уже с коня бросил:
— Не играй бородой отца, слезами расплатишься.
Не стал отвечать Тоян угрозой на угрозу, но вослед подумал: «Не желай слез другому, если не хочешь их себе…»
С тех пор много разного случилось в эуште. Плохого больше, чем хорошего. И раньше случалось, но само по себе. Теперь стало случаться из-за казаков.