Субъективная потребность в личном реванше превращалась в экспансивное поведение и обостряла противоречия во взаимодействии с окружающими.
Утилитарно-философское обоснование сложившихся жизненных обстоятельств допускало обывательски упрощенный прагматизм действий.
Прежде подавленная насильственной изоляцией естественная активность могла компенсироваться подъемом «обличительной» деятельности, в которой инакомыслие явственно обнаруживало свое родство с позаимствованной у других независимостью и самостоятельностью критических суждений, мнений и взглядов.
Внутреннее согласие с неизбежностью подчиненного положения поверженного определяло смиренное отношение к быстро таявшему времени уходящей жизни.
Осознание собственной психологической деструкции приводило к попыткам сохранить индивидуальное «Я», но увеличивало запутанность и количество порочных кругов реального поведения.
Усилившийся процесс самопознания способствовал адаптивной расстановке психологических акцентов, то есть стабилизировал внутреннее равновесие, но подтверждение древней истины о познании, рождающем скорбь, могло умалить в сознании значение реальных практических действий.
Собственная слабость требовала изменить обстоятельства и толкала на опасные прямолинейные действия в поисках виноватых.
Оскорбленному достоинству трудно было подняться над чрезмерно субъективным восприятием реальности. Непроизвольно сохраняемые адинамичные представления о себе и окружающем мире безуспешно пытались помочь ущемленному самолюбию, не находя для него остро желаемого им эмоционального сочувствия.
Активное психологическое сопротивление внутренним и внешним деструктивным влияниям могло приобретать черты серьезного конфликтного отношения к макро- и микросоциальному окружению, к самому себе.
Погружаясь в свой внутренний мир (как эрудиция, которая, по словам М. Фуко, прочитав природу и книги, возвращается к своим химерам), человек останавливался на обочине жизни и оставался предоставлен самому себе, лишь наблюдая, как чья-то чужая и совсем иная жизнь шумно проходит мимо.
Среди психологических формул жизни, которые структурировались несмотря на стрессогенные последствия деструктивного прессинга политической психиатрии, есть примеры самоинтеграций жизни, возвышающие человека до идеальных представлений о нем и его внутренних силах, позволяющих конструировать жизнь на пределе собственных возможностей и психологически противостоять социальной травматизации. Возможность обрести такую личностную позицию предоставило решение, суть которого всем известна и звучит, быть может, слишком упрощенно, учитывая серьезность ситуации — если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним.