В начале 70-х годов Хозяйка приезжает в Одессу, где, по ее словам, взгляды окончательно сформировались. Она знакомится с шестидесятниками, редактирует «Хронику текущих событий», принимает деятельное участие в работе Украинской Хельсинской группы, т. е., по ее словам, занимается диссидентской деятельностью.
А в это время характер Хозяйки находился в «неблагоприятной» динамике развития. В 1977 г. ее обвиняют по ст. 107, ч. 2 УК УССР (нанесение множественных ударов) в связи с письменными заявлениями родителей учеников, о том, что она на протяжении длительного периода избивает их детей. Из школы пришлось уйти, стала работать в железнодорожном депо. В 1979 г. последовало новое обвинение (статьи 125, 126 УК УССР: клевета и оскорбления, унижающие честь и достоинство личности), получила один год условно. Жалобы, протесты, попытки объективно разобраться… В прокуратуре ей подсказали «не усердствовать, т. к. все имеет политическую подоплеку». Независимый характер Хозяйки эту информацию, как говорится, не утилизировал. В 1980 г. камуфляж прежних статей обвинения был снят. Хозяйку, что называется, без маскировки привлекли «по политической», потому что по-своему, но предупреждали. Почти как в школьной считалке: «Первый раз прощается, второй раз запрещается, а на третий раз не пропустим вас».
А что же характер? Как справился он с психиатрическими испытаниями на политическую тему? Благодаря ему Хозяйке удалось наладить взаимоотношения с персоналом. Это помогло уменьшить губительное влияние инъекций аминазина. Никак не изменились привычки: чистота и педантичная аккуратность, во что бы то ни стало. Каким бы ни было настроение и насколько позволяли скудные возможности (и их отсутствие) условий. Правда, характеру пришлось все же ожесточиться: «Вы представляете, — ведь я научилась использовать мат, но это было необходимо, для защиты, ведь уголовники обижали действительно больных и слабых». Связь с живым миром устанавливалась… через синицу за окном. Она свидетельствовала, что жизнь продолжается. Огромную радость приносила случайно попавшая в руки незатейливая цветная картинка или открытка. Клочок бумаги, огрызок карандаша — непозволительная, тайная роскошь. Ничего личного, ничего своего, кроме собственного внутреннего мира, в котором боль и отчаяние давно теснили друг друга.
В период «лечения» характеру Хозяйки стали инкриминировать излишнюю эгоцентричность. Наверно, за то, что он продолжал поддерживать принципиальную позицию Хозяйки, от которой она не отступала ни на шаг, защищая свои убеждения. Ей неоднократно предлагали подписать текст так называемого раскаяния-отречения. Это часто практиковалось в подобных случаях. Свой отказ Хозяйка мотивировала отсутствием здравой логики в таких предложениях, т. к.