— Татьяна Николаевна! — позвала Варвара Яковлевна. — Торопитесь?
— Да не так чтобы очень…
— Хотела с вами о Свете поговорить… Что-то она последнее время… Да вы присядьте… Так уж и быть, задержу вас на минутку… Знаете, Света так вас любит, чуть встанет, тут же начинает в сад собираться.
— Света — хорошая девочка, — несколько скованно ответила Татьяна Николаевна.
— Отцова любимица, — коварно заметила Варвара Яковлевна.
— Да, он часто приводит ее…
— А она только с ним и соглашается идти… Вся в отца.
— Это хорошо, девочки должны быть похожи на отцов.
На этом разговор вынужден был прерваться, потому что обе женщины одновременно увидели на дорожке торопящегося Пятакова — широким шагом шел он вдоль детского сада, вытягивая длинную свою мужскую шею, стараясь, похоже, увидеть кого-то за забором. В руке у Пятакова был деликатный сверток на тоненькой веревочке, обычно в такой упаковке носят подарки любимым существам.
— А вот и он, — сказала Варвара Яковлевна улыбчиво.
— Наверно, за Светой торопится, — предположила Татьяна Николаевна.
— Вообще-то он знает, что я должна ее забрать… Ведь у него сегодня какое-то собрание. Все думают, как им производительность труда повысить, качество продукции, как добиться снижения себестоимости. — Варвара Яковлевна назвала целый букет производственных проблем. — Видно, отменили собрание, — добавила она невинно.
— Григорий Иванович! — громко произнесла Татьяна Николаевна. — Вы не нас ищете?
Пятаков обернулся, и возвышенное выражение его лица погасло, на нем остались одни лишь черты — нос, щеки, брови, глаза. Да, все это осталось, но вот одухотворенность и устремленность пропали.
— Вот вы где… А я уж подумал… — Он замолчал, потому что все было сказано, потому что больше нечего было сказать, потому что у него не было сил сказать еще что-либо.
Не замечали ли вы, дорогой читатель, за собой выдающихся дипломатических способностей? Конечно, замечали, и если уж откровенно, то вы уверены в том, что дипломатия самого высокого пошиба вам вполне под силу. И вот Варвара Яковлевна… Никогда не вела она серьезных переговоров ни с дружескими державами, ни с враждебными и, кроме стычек в очереди или в цехе, когда делились отпускные месяцы или праздничные ночные смены, не схватывалась она с противной стороной, отстаивая интересы государства. Однако даже этой практики ей вполне хватило бы для самых важных международных конференций.
Как вы думаете, что делает Варвара Яковлевна в сложившемся положении на скамейке у детского сада? Сделайте хоть десять попыток, все равно не угадаете. Бьет мужа по физиономии сумкой, в которой пять килограммов мороженой рыбы? Нет. Ни в коем случае. Молча поднимается и уходит, оставляя Пятакова с воспитательницей? Грубо. И потом, в этом проявится ее слабость, готовность смириться с поражением. Плачет и рыдает? Еще хуже. Подключает к разговору дочку? Совсем плохо. Не будем пытаться предугадать действия Варвары Яковлевны, поступим проще — дадим слово ей самой.