— И что ты хочешь на нем изобразить?
— Не знаю, Витя. Я боюсь к нему прикоснуться. Все мои задумки кажутся недостойными. Видишь, как рама поступила с моим гривенским пейзажем!
— И правильно сделала! — безжалостно произнес я, все еще не решаясь заглянуть в свою сумку и вскрыть пакет из проявочного пункта. — Теперь ты понял, что до сих пор просто дурака валял, а не занимался своим делом по-настоящему?
— Ты так думаешь? — опечалился Юрий Иванович.
— Напиши на этом холсте автопортрет. Если что не так — рама поправит.
— Портреты — это не мое… Если и пишу, то своих, по просьбе… — попробовал было возразить Юрий Иванович, но я был тверд, что-то придавало мне твердости. Поселилась где-то во мне уверенность, что все произнесенное мною — истинно и правильно.
— А что, — пробормотал Юрий Иванович, сдаваясь, — хоть у меня и перебиты крылья, да и огня былого в моторах почти не осталось… Чем черт не шутит! — он сверкнул очами. Не Москва ль за нами! — Чем черт не шутит! — повторил он, и на этот раз я услышал в его словах металлический отзвук, не его это был тон, не он это произнес. Да Юрий Иванович и сам это почувствовал, смутился, побежал к чайнику, сунул вилку в розетку. — Чайку маханешь? — спросил он, обернувшись.
— Махану, махану, — ответил я.
У меня всегда возникает ощущение, что произнесенное второй раз слово как бы перечеркивает и первое, и самое себя. «Ты меня любишь?» — спрашивает девушка. «Люблю, люблю!» — отвечает ее парень, и ей становится ясно, что не любит. Вот и у меня это так же прозвучало, невольно, не хотел я отказываться от предложения Юрия Ивановича. Чтобы скрасить неловкость, я полез, все-таки полез в свою сумку за снимками. Вынул конверт, сунул в него руку, нащупал снимки и извлек их наконец на свет божий.
Первым был снимок Зины. Я узнал ее по худоватым, усохшим уже ногам, обтянутыми серыми джинсами. И пальцы ее с фиолетовым маникюром были вполне узнаваемы на золотой раме. С двух сторон рамы были пальцы, из чего можно было сделать вывод, что раму кто-то держит. И размокшие сапожки тоже были мне знакомы…
Я внятно рассказываю?
Сапожки на месте, и штанишки, какие ни есть, и пальчики с фиолетовыми ноготочками тоже присутствовали на раме в положенном месте, изысканно даже получились…
Ребята…
В раме было пусто! Не было в раме Зины! Внутри можно было увидеть замызганную штору, решетку на окне, в нерезкости, уже за окном, различались желтые листья в свете фонаря, смазанный контур прохожего…
А Зины не было.
— Зина сегодня заходила? — спросил я.
— Знаешь… Нет. А обещала. Загуляла где-то Зина…