Алик стоял счастливый и улыбающийся.
— А я уж думал, что без дичи домой поедем, — сказал он, ошалев от счастья.
— Ишь, злодейка, — проворковал Шурка. — Ишь, болезнетворное создание!
— Мышь, она чуму переносит, — серьезно сказал Валера.
— А сколько она добра народного съедает! А сколько добра съест все ее потомство! Ужас! — подхватил долинский.
— Наказать ее, скотину, — сказал я.
Мышь, зажмурившись и поджав хищные свои лапы размером со спичечную головку, молча слушала, что о ней думает человечество. А человечество решало, какой казнью ее жизни лишить.
— Ежели злодейку утопить, то никакой радости нам это не доставит. Потому — последних мук ее мы не увидим. Расстрелять ее, сволочь, надо. Это мое твердое убеждение, — сказал Валера и с вызовом посмотрел на всех.
— Расстрелять без суда и следствия — негуманно. — Алик, как законный владелец мыши, решил поступить с ней законно. — Выпить ей надо дать. Чтоб хоть перед смертью вкусила радость жизни.
Валька в обсуждении не участвовал. После вчерашнего срама он все больше сидел у костра и подбрасывал сучья. А Люси ему эти сучья подносила. Сейчас она стояла в сторонке и молча разглядывала нас. Без выражения. Просто смотрела, и все.
— Презираешь? — спросил я. — Выводы нехорошие делаешь?
— Желаю приятной охоты. — Люси повернулась и пошла к завалу хвороста. Ее конский хвост вызывающе плескался на блестящей коже куртки. Теперь я, кажется, понимаю собак, которые не могут видеть перед собой мелькающих пяток.
— А между прочим, — крикнул я ей вслед, — будь мышь с тебя ростом, она бы с тобой не очень церемонилась!
— Это ты очень верно подметил, — сказал Валька. — Молодец.
Я подошел к нему. Постоял, посмотрел. Наконец он поднял глаза.
— Ну?
— Послушай, Валя, если ты уж так остро чувствуешь превосходство… неужели в городе для него нет выхода?
— Кончай… Не в этом дело. И не прикидывайся обиженным. Дело не в этом… Ведь все же видно. Люси…
— Катился бы со своей…
Пить мышь отказалась, и поэтому пришлось сунуть ее головой в водку. Сначала она упиралась, но потом изменила свое решение и малость выпила.
— Ишь, хлещет, — удовлетворенно проговорил Алик. — Алкоголичка. А?
Через пять минут, связанная по рукам и ногам, мышь лежала на небольшом возвышении и таращила глаза в голубое небо. Глаза у нее были маленькие, блестящие и нестерпимо черные. Казалось, что смотрит она не только в небо, но одновременно на всех и на каждого в отдельности. Вокруг стояли добровольцы с ружьями. Все зарядили оба ствола и готовились ахнуть дуплетом. Чего мучить животное…
Алик произнес короткую речь о зловредной роли мыши в истории цивилизации, а потом дал команду приготовиться. Шевельнувшись, блеснули стволы, качнулись ремни, глухо и многообещающе щелкнули затворы. Все замерло. И тут надо же, легендарная личность Жмакин чуть не испортил нам праздник. Неизвестно откуда появившись, он оттолкнул меня, взял мышь и забросил ее в кусты. О! Закричал не своим голосом Шурка, запричитал что-то о праве на личную собственность Алик, Валера, не в силах перекричать их, начал палить в воздух, а Жмакин, так и не сказав ни слова, подошел к костру и улегся на брезент.