— Это не ты отравил свою подружку?
Чтобы обидеть главного ловчего, нужно было нечто большее, чем обвинение в убийстве: на такие мелочи Пьетро внимания не обращал. Альбани плюхнулся на стул, покачал головой, почесал за ухом и выразил мысль, он, как человек чести, никогда не бросает копье в оленя, если это не его охота. Прошлой ночью была не его очередь.
— А кто вчера там охотился, Петруччо? Ладзаро? Густаво? Кто из камергеров? Поэт?
Насколько это известно было Пьетро, вечером засвидетельствовать своё почтение донне Черубине заходил мессир Альмереджи, злорадно сообщил Альбани. Она к нему благоволила. Скорее всего, лесничий её и прикончил. «Ах, вот как…» Главный лесничий тут же был вызван и на вопрос своего дружка Тристано д'Альвеллы, какого лешего он по ночам по бабам шляется, выразил недоумение. Ему, Ладзаро, было велено за охотничьим домиком его светлости следить, а в замке держать ушки на макушке. Он и держал.
— Угу… — Тристано вообще-то благоволил к дружку, распутнику и пройдохе, но сейчас от безнадёжности решил устроить ему выволочку. — Ты и держал, значит… Ну, так скажи мне, Ладзарино, из-за чего это покойница Черубина, под одеялом которой ты накануне грелся, сцепилась дней семь назад с девицей Тассони?
К немалому изумлению начальника тайной службы, лесничий с готовностью кивнул.
— Из-за сундука Черубины, ларя дубового, который в чулане хранился между покоями Черубины и вышеупомянутой Иоланды, рядом с дверью старухи Глории. Верджилези там вино хранила, а тут девица Тассони стала туда на ночь котов своих запирать, а те угол сундука когтями и подрали…
Дружок оправдал ожидания д'Альвеллы и даже превзошёл их.
— Молодец. Но раз ты так много знаешь, может, скажешь, кто отравил твою подружку? Не ты ли сам, кстати?
— Умный человек не станет мочиться в кастрюлю с трюфелями, даже если знает, что ест их не он один, — доверительно сообщил ему лесничий. — Красоток, готовых раздвигать ноги, немало, но тех, кто норовит промеж этих ног всунуться — в десять раз больше. Теперь вот остались они — сам он, Пьетро, Густаво, эскулап, молодые самцы-камергеры, да чернокнижник с рифмоплётом — на мели… Куда теперь сунуться? Супруга Манзоли занята, да и берёт немало, Бартолини так дерьмом провонялась — что за неделю не выветрится, у Джулианы не протолкнуться. Министр финансов, жлоб и сквалыга, делиться тоже не собирается…
Тристано смерил дружка недоумевающим взглядом.
— Слушай, до меня только дошло… А почему это вы все — далеко не нищие — ошивались у этих Верджилези с Бартолини, а у Манзоли да Тибо — банщики, псари да конюшие крутились? Тебе, что, заплатить нечем было?