Вполне закономерно о Риджуэе, как деликатно пишет американская печать, «сложилось представление, как о штабном человеке». Что касается его самого, то он, понятно, не возражал бы, если эта репутация стала даже пожизненной. Но обстоятельства сложились так, что ему все–таки пришлось покинуть Штаты, и в 1942 году он попал на фронт.
Несмотря на все усилия американской печати, занявшейся изысканием фронтовых «подвигов» Риджуэя, повезло одному только корреспонденту журнала «Тайм», который так описал один из этих подвигов:
«После того как один из его лучших офицеров с огромными трудностями высадился в Нормандии, Риджуэй велел позвать его к себе. Чрезвычайно польщенный, офицер ожидал поздравлений. Однако Риджуэй, заметив, что тот без шлема, заорал: «Черт побери, где ваше обмундирование?»
Легко увидеть, что в данном случае Риджуэй обнаружил присутствие духа, не свойственное для многих американских генералов во фронтовой обстановке.
После войны, как сообщает тот же корреспондент, Риджуэй «снова стал военным дипломатом в качестве американского представителя в военно–штабном комитете ООН, а также председателем Межамериканского комитета обороны в Вашингтоне».
Далее мы узнаем, что «вне службы Риджуэй любит поразвлечься и что он отлично готовит крепкие коктейли». Когда его назначили на место убитого генерала Уокера, оказывается, «сборы были недолги. Риджуэй имеет списки содержимого всех своих примерно двадцати чемоданов и сундуков, а также общий список всей своей одежды, мебели и всего остального, что ему принадлежит»…
Итак, Мэтью Риджуэй в декабре 1950 года стал командующим американской 8‑й армии в Корее.
Пятидесятишестилетний, как говорят американцы, «парень» с втянутыми в рот сухими губами, хрящеватым с горбинкой носом и слезящимися тусклыми глазами, страдающий к тому же несварением желудка, сошел на корейскую землю с огромным индивидуальным санитарным пакетом за плечами и подвешенными на груди двумя гранатами.
По свидетельству журнала «Тайм», это было время, когда в американской армии, «как эпидемия, расиро–странилось желание все бросить и удирать на юг».
Назначенный на должность палача, Риджуэй предложил своей отступающей армии и палаческую тактику. По его приказу американцы уничтожали за собой все живое. «Солдаты должны убивать, — говорил Риджуэй. — Я приехал сюда только для этого». Он приказывал танкистам давить женщин и детей, собранных за колючей проволокой. Он устраивал завесы из горящего напалма, в которых гибли тысячи мирных жителей Кореи. Все это называлось «Операция — Убийца». Так окрестил весам Риджуэй. И этот палач, творя свое страшное дело, как сообщали американские газеты, «каждый день, регулярно, при всех обстоятельствах, ложился спать в девять часов и вставал в шесть».