Хвала Господу за это. Сегодня это первая хорошая новость.
Букс показывает мне рисованное изображение нашего субъекта, выполненное полицейским художником на основе моего описания. Густые темные волосы, большая борода, очки с толстыми стеклами, кепка с эмблемой клуба «Детройт Лайонс», пиджак с высоко поднятым воротником.
— Явная маскировка, — говорю я. — Но в общем и целом — такой, каким я его видела.
— Ну и хорошо. Теперь мы попробуем заметить его на записях видеокамер, сделанных сегодня на входах на стадион, — говорит он. — Если это получится, тогда мы сможем увидеть, где он сидел, и прокрутим все события назад.
— Да, надо попытаться, — соглашаюсь я. — Мне следует при этом присутствовать. Я единственная, кто его видел.
Букс берет меня за руку.
— Тебе необходимо съездить в больницу, Эм.
Я высвобождаю руку.
— Со мной все в порядке.
— Нет, Эмили Джин. Ты едешь в больницу. Тебе нужно как минимум наложить швы. Это приказ.
Я пристально смотрю на него, и он моргает первым. Никто из нас не собирается делать вид, что он может мне что-либо приказывать.
— Харрисон Букмен, ты прямо сейчас усадишь меня перед видеомонитором, — говорю я. — А иначе уже тебе придется накладывать швы.
Проработав затем за компьютерами в течение двух часов в ложе класса люкс, в которой разместился наш командный пункт и в которой все еще пахнет подававшейся здесь едой, мы — Букс, Софи, Денни и я — чувствуем себя измученными. Наши глаза устали так сильно, что уже трудно что-либо разглядеть.
— Ну что ж, теперь мы, по крайней мере, знаем, что он заходил на стадион совсем не в той одежде, в которой он был, когда ты его увидела, — говорит Букс, сообщая нам то, что для нас и так очевидно.
Мы просмотрели видеозаписи, сделанные на каждом входе на стадион, но не обнаружили на них нашего субъекта. Видимо, он был одет как-то по-другому, когда проходил контрольно-пропускной пункт.
Букс энергично трет себе лоб — так, как будто пытается удалить с него чернильное пятно.
— Это был наш наилучший шанс узнать, где он сидел, — говорит он. — Но есть и другие способы сделать это. Его не могли не засечь разные камеры, и, может быть, нам повезет и мы разглядим его в толпе.
Я киваю с таким видом, будто эти слова вселили в меня надежду. Но на самом деле это не так. Наш субъект все обдумал. В быстроте мысли он каждый раз опережает нас на целую милю.
— Теперь уже трудно сказать, пойдет ли он еще на какой-нибудь матч Национальной футбольной лиги, — говорю я. — Конечно, мы можем надеяться, что он сделает это исключительно из упрямства, но я не поставила бы на это и пяти центов. Мы его окончательно упустили. — Я откидываюсь на спинку стула. — Это был наш последний шанс.