В любую задачу, поставленную перед ним Петром I, позднее – Анной Иоанновной, Екатериной, Елизаветой, – Татищев погружался с головой, помышляя при этом только о пользе Отечества. Самому было нужно не так и много – к роскоши не привык, деньги тратил в основном на книги, но и библиотеку свою подарил в конце концов Екатеринбургской горной школе. Работая над практической планиметрией (а точнее, геометрией), Василий Никитич исписал сто тридцать листов, но закончить труд ему не позволили. Не потому, что интерес пропал, а потому, что господ исполнителей в России всегда нехватка. Татищев, жалея неоконченный труд, отправил тетради в Академию наук – но опубликованы они не были. Лишь один опус увидел свет при жизни Василия Никитича, хотя написал он столько, что не всякий сочинитель рядом встанет, – «Сказание о звере мамонте» было издано на латинском языке.
Универсальный солдат, Татищев брался по высшему велению за самые сложные и разнообразные задачи, не пасуя перед неведомым, но завершить дело ему всякий раз не давали, потому как находилось другое, ещё более сложное, а главное, срочное! Он выполнял задания добросовестно, но всякий раз – по-своему, не как предписано, а так, как почитал верным. На его стороне были многие знания, опыт, терпение и смелость, а против сражались неумение ладить с людьми, излишняя доверчивость и, как ни странно, чисто фаустовская страсть к наукам и познанию мира. Он брался за многое сразу, хватал за уши десятки зайцев и тянулся за жаворонком, упуская синицу. В начале года, отмеченного двумя единицами и двумя семёрками, на плечи Татищева возложили работу по строительству Оружейного двора в столице, а двумя месяцами позже направили в Кёнигсберг – с предписанием навести порядок в расквартированных дивизиях и проследить, дабы каждому человеку было сшито «по камзолу, по кафтану». Прораб истории превратился в завхоза и взялся за дело со всем возможным тщанием – выяснил, что сукны дешевле в Гданьске, тогда как сапоги и штаны выгоднее делать в Кёнигсберге. Пятнадцатого июня Татищева перебрасывают в Торунь для исправления артиллерии. Сказано – сделано. Господа генералы довольны весьма. «Порутчик Татищев человек добрый и дело своё в моей дивизии изрядно исправил», – пишет генерал Никита Репнин, комдив. Василий Никитич по-прежнему спомочествовал Брюсу, покупая для него не только книги, но и вина и цитрусовые деревья, а попутно то хлопотал за русского бомбардира, угодившего под арест, то уговаривал пушечного мастера Витверка поработать на Россию, то осматривал и оценивал артиллерийское снаряжение погибшего русского корабля. («Когда вы всё успеваете?» – пискнула бы в этом месте журналистка из нашего времени.) В январе 1718 года Татищев исследует по высочайшему приказу Аландские острова, а через год по указу Брюса и велению Петра приступает к «землемерию всего государства и сочинению обстоятельной российской географии с ландкартами». Выполнить такое дело без должной подготовки – не по его характеру, он ещё в самом начале понял, что «без достаточной древней гистории <…> производить неможно». Так начиналась главная работа Татищева – сочинение «Истории Российской».