Письменный стол на краю пропасти. Стихи и басни (Глушко) - страница 5
свободу выбора скорости,
свободу выбора старости
и высоты парения!
Свобода течет прямо в сердце
сквозь поры
и через стихотворения.
Господи, я, конечно,
очень люблю красивые платья.
Очень люблю праздники,
музыку громко и шепотом.
Но я не прошу платьев.
Платьев, шуб, даже бусиков!
Дай мне еще внутренней музыки.
Как здорово ее тратить!
Радоваться и жить, как живу.
Высказать чувства полностью.
Только теперь мечты наяву,
и дни целиком запомнятся…
Работа и хобби
Люблю получать комплименты.
Это мое хобби.
Лучше может быть только одно —
хвалить кого-то особенного.
Вот это моя работа – доращивать и хвалить бесконечно.
Хвалить… бесконечно талантливых
подопечных.
Доращивать, раскрывать им крылья.
Им крылья нужны буквально, физически.
Без крыльев в небе делать нечего.
Бескрылых в небе и нет практически.
Вот это и есть радость – видеть счастливых и сильных.
Счастливых и сильных детей. Они уже на высоте.
Тяга в музыку
Басня
На плоту музыкантов
унесло ветрáми.
Увлеклись, разыгрались,
потеряли память.
И зачем возвращаться,
если в мире буря?
Лучше так и качаться
на волнах лазури.
Зал эпичный к тому же —
океанский космос.
Дирижер стал не нужен,
и теперь он Боцман.
Звук летит и не тонет.
О, какая тяга!
Столько новых симфоний
не снесет бумага.
Тут Боцман крикнул: «Перерыв!
Обед, потом опять в отрыв.»
Гордость
Выше
Когда бьют по щекам,
надо быть выше этого.
Надо быть выше этого
и не давать ответа.
Когда бьют прямо в сердце,
выше этого надо быть.
Не ныть, не стонать, не стенать, не выть.
Я высоко, высоко где-то.
Синеглазка черно-белая
Пронзительно синие глаза.
Ну просто невыносимо синие.
Поешь – колокольчик,
летишь – стрекоза.
С такой красоткой
трудно мужчине.
Твой мир – черно-белый гобелен.
И в самом центре ты на картине.
Тут праздник
И яства на столе.
И нет с тобою
места мужчине.
Игра на лютне, лай собак,
друзья, и близкие, и родные.
Довольна ты
или что не так?
Мужчина? Мужчины, они такие…
Родственники идеальны
Да, я такая. Такая
перфекционистка.
Несовершенных
в свою не пускаю в семью.
Ни за какие коврижки. Никак, даже близко.
Наши и так
идеальны. Себя – разовью.
Мы в танке!
Рожденные на свет
в таких глубинах СССР,
что ой-ой-ой-ой-ой,
и то и то
сложившие в корзины,
и то и то
несущие с собой,
и то и то
познавшие с изнанки
и не принявшие
ни то ни то,
мы будем жить,
да, земляки?
Мы в танке!
И все-все-все
еще поймем.
Потом.
Девочке тренеру
Елене Савельевой
Ты учишь их падать,
чтобы вставать.
Выращиваешь из младенцев дервишей.
Порой как натянутая тетива.
Высокую планку ЗА НИХ ты держишь.
Ты учишь смотреть вперед,
в лицо,
ходы планировать, как в шахматах.
Еще – в голове не носить сор,
еще – что спорт – пáхота.