Когда Ара намыливала мои волосы, вдалеке загудели колокола. Часто, надрывно. Предупреждая об опасности. Утешительница опасливо покосилась на окно, отвлекшись от мытья – мыло потекло в глаза, и я часто заморгала, – но не прокомментировала звон.
– Встань. Руки в стороны, – приказала она, смыв мыло.
Я подчинилась. Тогда утешительница достала остро наточенное лезвие, вспенила мыло и обмазала пеной мою подмышку. Примерилась.
– Ай, – пискнула я, когда вместе с темными волосами в мутную воду скатилась алая капелька.
Ара не слушала. Выкручивая руку, соскребала волоски. Царапала, ранила. Я терпела, мысленно твердя: «Если не сегодня сбегу, то завтра. Все будет хорошо».
Утешительница оттерла лезвие в воде. Пальцами провела по розоватой коже, проверяя, не осталось ли длинных волосков. Дождалась, пока я оденусь, а потом сказала:
– Иди. На тебя уже в очередь записываются желающие.
Что?!
Ноги подкосились.
Меня, пахнущую чистотой, румяную от горячей воды, под руки привели в комнату и уложили на кровать. Я пыталась бороться с легкостью, которая расплывалась по телу. Пыталась встать, но хотелось лечь обратно.
Гадкий отвар!
А потом дверь приоткрылась, и появился первый клиент. Знакомый настолько, что от страха закружилась голова. Сердце заколотилось об ребра.
Только не он!
Действие отвара резко спало. Видимо, при столь сильном шоке травы были бесполезны.
Я вжалась в спинку кровати. Пальцы судорожно вцепились в подушку, а вчерашний «защитник», Карт, плотоядно улыбался. Закатав левый рукав, он промурлыкал:
– У меня уплачено.
Пальцы водили под подушкой. В горле пересохло. Карт закатал правый рукав. И словно невзначай достал из-под ремня ножик, потрогал лезвие подушечкой пальца.
– Я оскорблений не прощаю, Тая. Понимаешь? Иди сюда. Если не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.
– Если ты меня тронешь, то хозяин…
Карт оборвал мой наивный лепет на полуслове:
– Ты смеешься или в самом деле такая дура? Он сладко зазывает, но ничего не сделает, потому что твоя шкура не стоит и медянки. Да на твоих подружках места живого нет. Солдатам разрешается творить с вами все, что заблагорассудится. Только лицо калечить нельзя, но я и не буду. А все, что скрыто платьем, принадлежит мне.
Чего-то такого я, признаться, и ожидала.
Смущало только одно: если девушек избивают, почему они не сбегут? Не воспротивятся?
И тут меня осенило. Кристалл. Я не придала значения, что, кроме обязательного направления, заполненного служивым, наша сделка скреплялась еще и добровольным согласием на крови. Пускай я о магии слышала мало, но была уверена: мне не удастся вывернуться.