Стоунер понимающе кивнул:
— Значит, рак.
— Видите ли, — сказал Джеймисон, — это очень многозначное слово. Оно может означать массу всего разного. Я более или менее уверен, что там опухоль, но… ни в чем остальном абсолютной уверенности быть не может, пока мы не вошли и не посмотрели.
— Давно она у меня?
— На этот вопрос мне трудно ответить. Но создается впечатление… видите ли, она довольно большая. Значит, не вчера появилась.
Немного помолчав, Стоунер спросил:
— И как вы считаете, сколько мне времени осталось?
— Ну, постойте, мистер Стоунер, — смущенно сказал Джеймисон. Он попытался усмехнуться. — Давайте не будем торопиться с выводами. Всегда есть вероятность… есть шанс, что это безобидная опухоль, доброкачественная. Или… да много чего еще может быть. Мы ничего не можем знать наверняка, пока мы…
— Понятно, — перебил его Стоунер. — Когда вы хотите меня оперировать?
— Чем раньше, тем лучше, — с облегчением ответил Джеймисон. — Больше чем на два-три дня я бы не откладывал.
— Так скоро, — задумчиво, почти рассеянно проговорил Стоунер. Потом посмотрел на Джеймисона в упор. — У меня к вам пара вопросов, доктор. И я настоятельно вас прошу ответить на них откровенно.
Джеймисон кивнул.
— Предположим, опухоль доброкачественная. Тогда составит ли большую разницу, если мы отложим на пару недель?
— Ну… — неохотно сказал Джеймисон. — Будут боли; а в остальном — нет, очень большой разницы не составит, я думаю.
— Хорошо, — продолжил Стоунер. — Теперь предположим, у меня то, чего вы опасаетесь. В этом случае две недели составят большую разницу?
После долгой паузы Джеймисон ответил почти сердито:
— Нет, думаю, не составят.
— Тогда, — рассудительно сказал Стоунер, — я пару недель подожду. Мне надо закончить кое-какие рабочие дела.
— Я этого не советую, как вы понимаете, — сказал Джеймисон. — Никоим образом не советую.
— Понимаю, — отозвался Стоунер. — И последнее, доктор. Прошу вас никому об этом не говорить.
— Не буду, — пообещал Джеймисон и с ноткой теплоты добавил: — Разумеется, не буду.
Он слегка изменил диету, которую назначил раньше, прописал новые таблетки и назвал Стоунеру дату, когда он должен явиться в больницу.
Стоунер ничего не чувствовал; казалось, врач сообщил ему всего-навсего о мелкой неприятности, о небольшом затруднении, с которым ему, Стоунеру, надо будет справиться, чтобы как следует сделать все, что от него требуется. Ему подумалось, что очень уж близко к концу учебного года это происходит; Ломаксу вряд ли легко будет найти ему замену.
От таблетки, которую он принял у врача, у него началось легкое головокружение, довольно приятное, как ни странно. Чувство времени слегка нарушилось; вдруг он обнаружил, что стоит на паркетном полу длинного коридора на первом этаже Джесси-Холла. В ушах негромко, неровно шумело, точно какая-то птица вдали махала крыльями; в сумрачном коридоре свет из невидимого источника становился, казалось, то ярче, то тусклее в такт с биением сердца; он аккуратно, контролируя себя, двинулся в полусвет-полутьму, и на каждый шаг его чуткая плоть отзывалась покалыванием.