Тимиредис. Летящая против ветра (Кузьмина) - страница 30

– А что случится потом, подумала? Сейчас о тебе почти не вспоминают. А тогда начнут бояться. А то, чего боишься, всегда ненавидишь. Убережет тебя магия от стрелы? Или от камня, брошенного в спину? А если обвинят, что ты – колдунья, так всей деревней могут прийти и прямо в избе сжечь. Так что даже и не шути!

– Выходит, я должна скрываться и бояться, да?

– Рысь – сильный хищник. А часто в лесу на глаза попадается? – вопросом на вопрос ответила Тин. – И ты правильно решила – тебе надо учиться. – Высвободив руки, поднялась с моей кровати. – Давай вернемся к этой теме осенью, как в город пойдем. А сейчас спать ложись. И я пойду – устала.


Тин ушла к себе в горницу, но дверь между комнатами закрывать не стала. Я улеглась на спину и вытянула гудящие ноги – к горам мы шли почти четыре дня, а обратно прочесали за полтора. Бежали, как на пожар! Точнее, как от пожара. И задумалась. И над тем, что случилось, и над тем, что сказала Тин.

Я испугалась. До потери соображения и мокрых штанов. Но как?то сумела сделать то, чего хотела от меня Тин, – два раза сотворить волшебство и удерживать контроль над своим заклинанием, сколько нужно. Выходит, что я сильнее, чем всегда о себе думала. Точнее, не так. Не сильнее, а могу больше выдержать. И ещё – после вчерашнего страха ни Елька, ни другой какой урод больше меня не напугают. Я видела страшнее.

Но это не отменяло того, о чем не уставала повторять мне Тин – надо соблюдать осторожность. И получалось, что защищаться я не могу. Покрутила эту мысль и так, и эдак. И решила: постараюсь не попадаться, но, если уж попадусь, буду драться как и чем получится. Потому что, если позволю сделать с собой то, что сотворили с моей мамой, все остальное будет уже неважно. А с завтрашнего дня непременно начну больше заниматься магией.

На том и заснула.


Утром, после того, как я подоила коз и протопила печь, Тин велела собираться – пойдем в деревню, расскажем про то, что видели тролля. Про то, как мы от него убегали и сбросили на скалы, травница велела не говорить – решат, что или врем, или станут выяснять подробности. А про колдовство поминать ни к чему.

Я подобрала волосы, как учила Тин, надела рубаху со штанами, а сверху бесформенную душегрейку с карманами. Небо хмурилось, так что одежка была по погоде – не жарко, не холодно. С собой взяли корзину с яйцами – решили поменять их на коровье масло.

Сама я в Зеленую Благодень возвращаться не рвалась – ничего меня к этому месту не привязывало. За время, пока жила у Тин, я пересмотрела своё мнение о Сибире с Фариной. Они всю жизнь внушали мне, что подобрав – осчастливили. Что я – подзаборное отродье, которое должно быть по гроб благодарно и за то, что его приютили, и за воспитание с прокормом – то есть за непосильный труд с четырех утра до часу ночи, бесконечные побои и ругань, сношенное тряпье и корку хлеба с кружкой воды. Да, меня не убили. Но обращались хуже, чем с любой собакой. Сейчас я это уже понимала достаточно ясно. Зла я не держала… но стойкая неприязнь была.