— Так сделай этот глоток, — тусклым голосом проговорила Ксюша.
— Не могу. Что будет потом? Он младше меня на четыре года. И… у нас нет ничего общего, что могло бы связывать.
— А спорт?
— Брось. Ну какая я спортсменка? Он просто вбил себе в голову всякую чепуху, увидел во мне что-то, чего нет на самом деле.
«Эк, как у них далеко все зашло, — тоскливо подумала Ксюша. — Видно, вместо тренировки они вчера проболтали весь вечер».
— Мы так долго разговаривали, — точно прочитав ее мысли, тихо сказала Ольга. — Так долго.
— О чем?
— Он рассказывал о себе. О том, как был маленьким, как отец привел его в спортивную школу. Еще о девушке своей, ее звали Катя.
— И ты слушала о его девушке? — Ксюша презрительно скривила губы.
— Слушала. Мне почему-то было интересно. Все о нем интересно. Но это не любовь, я точно знаю!
— Ничего ты не знаешь. — Ксюша аккуратно сняла с плеча Ольгину руку. — А обо мне с ним не говори. Ясно?
— Да. Прости.
Николай до обеда зашел раза три. И после обеда. На Ксюшу он больше не смотрел, только на Ольгу. И разговаривал с ней иначе, чем в предыдущие дни — так разговаривают с человеком, который по-настоящему дорог.
— Мне приятель по дешевке билеты достал на мюзикл. Пойдешь в субботу, Оль?
— Сколько билетов?
— Два.
— А Ксюшка?
Он покладисто кивнул.
— Попрошу третий.
Ксюша пробуравила Ольгу уничтожающим взглядом.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы ты была с нами.
— Ладно.
Они ходили на мюзикл, ходили в аквапарк, в казино — везде втроем. Ксюша не могла противиться искушению — лишь бы видеть его, хоть раз за вечер заглянуть в его глаза с надеждой увидеть в них что-нибудь, кроме равнодушия. Увы! Никаких эмоций. Надо отдать должное Николаю, он больше не насмешничал и со стойкостью выносил рядом нежелательное Ксюшино присутствие. Он подчинялся Ольге, заведенному ею порядку, и не думал прекословить.
Так прошел почти месяц. Ксюша не знала, видятся ли Ольга и Николай наедине, но подозревала, что, наверное, так и есть. Иногда что-то проскальзывало у Ольги в разговоре, а порой взгляд ее становился туманным и отсутствующим, выдавая, что ее тревожат не только платонические воспоминания.
В конце мая она сдалась. Положила Ксюше голову на плечо, уставила в потолок широко открытые глаза.
— Ксюнь, я его люблю.
Ксюша подавленно молчала.
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что мы не пара, что нужно быть осмотрительней после всего, что со мной было.
— Окстись! Я не собираюсь ничего говорить.
— Я идиотка, да? — Ольга искательно заглянула ей в лицо.
— Ты счастливая.
— Ксюнька, ты самая лучшая! Я тебя обожаю! — Ольга принялась целовать ее — в щеки, в нос, в подбородок, куда попало.