Ночь на 19 марта была для нашего батальона бессонной. До самого рассвета мы удерживали высоту, отбивая бесконечные атаки противника. Лишь к утру, когда рота лейтенанта Порубилкина, совершив маневр, вышла к гитлеровцам на фланг, те поспешно отступили.
Пока мы спускались с густо заросшей кустарником и низкорослыми деревьями высоты, соседний батальон оказался впереди нас. Было видно, как живая цепочка медленно наступала вдоль дороги. Солдаты падали, стреляли, вскакивали, стремительно перебегали. За ними медленно ползли самоходные установки.
В ожидании прибытия командиров рот мы остановились. Я напряженно всматривался вперед, надеясь увидеть гитлеровцев. Однако сколько ни смотрел, так и не смог кого-либо обнаружить.
— Сейчас мы их разглядим, — спокойно сказал артиллерист-капитан Середа. Его гаубичный дивизион был придан батальону. Капитан повращал барабанчики стереотрубы:
— Вот они, как на ладони! Смотри!
Я припал к окулярам прибора. Все, что лежало вдали — и дорога, идущая на Иноту, и серые заросли, и земляной вал перед зарослями, — приблизилось, стало зримым. У каменного сарая с красной черепичной крышей суетились немцы. Вырвавшийся из-за стены дымок выдал пушку. Потом удалось обнаружить и артиллеристов.
Наступавшие в цепях батальона самоходки остановились, чаще прежнего стали окутываться дымком. Солдаты залегли.
— Давай, артиллерия, помоги соседу! — обратился к капитану Третьяков.
— Это мы враз, только боеприпасов маловато. Ведь нам еще придется наступать…
— Ты не скупись, одну задачу решаем, — успокоил Третьяков. — Будут боеприпасы.
Скорректировав огонь, Середа подал команду на поражение. В трубу были видны частые разрывы у сарая. Один снаряд угодил в крышу, она окуталась пылью и дымом. Серые фигуры бросились назад, но новый налет пришелся по ним.