Беннигсена победа меня не радует; по нашим рассказам, у неприятеля убито 15 000 человек, по нашим же рассказам мы потеряли 7000 человек, я считаю что Каменского дело точно было, но Беннигсеново было прежде, последнее должно быть важно. В рассуждение моего намерения служить скажу Вам, милостивый государь дядюшка, какие были мои на то причины и какое расположение.
Если для службы в милиции должен оставить дела, то лучше их оставлять для такой службы, где можно заслужить хорошую репутацию, к которой я никогда нечувствителен не буду, и найти покровителей, которых теперь не имею. Командование Каменского доставляет случай не одним франтовством быть известну, и кто исполнен доброй воли, тот в сём намерении успеть должен. Мне пред Вами хвастать не для чего, так поверьте, что я говорю правду. Я чувствую себя уже довольно испытанным, чтобы сказать наверное, что я тоже в числе неизвестных людей не останусь; здоровье моё дурное — это правда, но я уже давно забыл о себе думать. По болезни жены моей нужно будет ехать весной в Петербург, а я, поруча мои дела Темирову, которого уволят, мог бы ехать служить, то есть, через месяц или полтора расположа моими делами, — спешить или нечего, — через несколько дней я лично буду иметь честь Вас, милостивый государь дядюшка, видеть и испросить на всё советов Ваших, которым я всегда готов повиноваться.
Имею честь пребыть с глубочайшим
почтением, милостивый государь дядюшка,
покорнейший племянник
Николай Раевский
6 января,
Смела.
Милостивый государь дядюшка!
Письмо Ваше с Чижовым имел честь получить. В простых словах постараюсь объяснить Вам, милостивый государь дядюшка, в чём состоит заблуждение и вина Софьи Алексеевны[36], то есть столько, сколько по заочности моей о сём судить могу. Ей показалось, что Вы как со мной, так и с ней переменили милостивое Ваше обращение, почему и сочла что её посещения не будут Вам столько приятны, как были прежде. Я никак её в сём оправдать не могу, ибо долг её был удвоить старание приобрести вновь Ваше расположение, в чём — я надеюсь на Ваше доброе сердце — она успеет, а я все силы употреблю выискать способ приехать в Киев на контракты. Судьба моя ни в чём не решена. 12-го сего месяца выйдут награждения, после чего я увижу, что мне делать. Не буду я распространяться о здешней моей жизни: жена моя лучше изустно Вам, милостивый государь дядюшка, перескажет все мои обстоятельства. Беспокойства ж мои, которые ей неизвестны, сам Вам открою. Дела мои требуют моего присутствия в Киеве: здесь двое детей на руках Катерины Алексеевны, а старик тесть опасно болен водянкой, которая от ног поднялась… Проситься в отпуск, если я останусь в службе, не смею, ибо хотя бы кто был на войне герой, если он в мире не капральствует, его в грош не ставят. Мы здесь всё перефранцузили, не телом, а одеждой, — что ни день, то что-нибудь новое. Прощайте, милостивый государь дядюшка, будьте благополучны. Имею честь пребыть с глубочайшим почтением.