Мы сидели рядом, не касаясь друг друга, опершись на спинку кровати и молча курили, сбрасывая пепел в тот самый пластмассовый стаканчик. Сигаретный дым без привычки казался отвратительным, но зато это отвлекало.
Вдруг Дима нарушил молчание задумчивым:
— Надеюсь, это не обязует меня теперь жениться?
Видимо, он решил, что я уже полностью готова к издевкам.
— Придурок, — отозвалась я, но уже без прошлой ярости. — Мне как-то надо выбираться отсюда.
— Пойду, разведаю обстановку, одевайтесь пока, — он затушил сигарету и сел, натягивая джинсы. А я смотрела на свежую царапину на его спине. Похоже, от моих ногтей.
Дима открыл замок и вышел. Кто из нас догадался запереть дверь? Чья эта комната? Почему нас отсюда не выгнали? Он вернулся минуты через три и, поднимая свою рубашку с пола, сообщил:
— Там все давно разошлись, а хозяева дрыхнут. Никто не станет свидетелем вашего позорного бегства, — он улыбался, пытаясь сгладить неловкость между нами.
Я почти успела одеться и спешила застегнуть блузку. После этого нашла сумочку и обувь, подошла к зеркалу и руками пригладила волосы. От вчерашнего макияжа не осталось и следа. Но это как раз совсем не удивительно. Молча направилась к двери, но он шагнул наперерез.
— Лена, послушай... — никакого наигранного веселья в голосе.
Я от неожиданности такого обращения посмотрела ему в глаза, чего уж точно не собиралась делать, и тут же отвела взгляд. Он пальцами поднял мой подбородок, заставляя снова посмотреть на него. Я раздраженно оттолкнула его двумя руками, заставив отступить на шаг. Вся сдерживаемая злость перехлынула через шаткие границы едва установленного контроля.
— Елена Александровна, — очень жестким, почти звенящим голосом. — Ничего не случится, если вы на меня посмотрите. Или поговорите со мной.
Я молчала, пытаясь не закричать.
— Как меня зовут? — с еще большим нажимом.
Поморщилась от идиотского вопроса и даже не попыталась скрыть раздражения:
— Что за бред ты несешь?! Я знаю, как тебя зовут!
— Так посмотрите мне в глаза и скажите.
Я не отрывала взгляда от его пальцев, заметно нервными движениями застегивающих пуговицы на рубашке.
— Вряд ли я когда-нибудь смогу это сделать, — теперь уже очень тихо ответила я и вылетела за дверь.
***
Дома я два часа отмывалась в душе, но смыть хотя бы часть воспоминаний не удалось. Перед глазами вспышками мелькало то, о чем я всеми силами пыталась не думать: его тело, его глаза, его руки, мои руки на его теле, его губы, наш абсурдный разговор и снова глаза... Конечно, большую часть своих ощущений я списывала на действие препарата, но почему-то легче не становилось. Он же ребенок, школьник еще... А что я за учитель после этого?