Скелет с жуткой ухмылкой изменил их жизнь. Больше девочки не дружили с Эми, не заходили в башню и мотель. Все перевернулось, когда они попали в двадцать девятый номер.
И вот Пайпер снова здесь.
Что на этот раз? Еще один труп? Вряд ли. Все тела полиция уже нашла в доме.
Вспомнив пропитанный кровью ковер, Пайпер подумала: «Вдруг весь этот ужас начался в башне?»
Вдруг он все еще здесь?
Крепко сжимая монтировку, она медленно ступала по доскам, обходя явно гнилые. Если идти прямо над балками, то не провалишься. Словно канатоходец, она шла по линии, отмеченной гвоздями, надеясь, что балки все еще крепкие.
Лестницы, ведущей наверх, не было. В потолке зияла недосягаемая дыра, сквозь которую проникал свет из узких окон, и Пайпер вдруг вспомнила прикосновение губ Эми… и боль от щепки, вонзившейся в ногу.
На левой голени так и остался неровный белый шрам. В рану попала инфекция, и в итоге вся нога ниже колена покраснела и раздулась. Когда Пайпер наконец показала рану маме, ее тут же отвезли в больницу и кололи антибиотиками. С тех пор мама запретила дочерям приближаться к мотелю, который называла «смертельной ловушкой».
Какое точное описание. Бабушка Шарлотта тоже называла башню ловушкой. Если бы они только послушали…
Не ходить в мотель оказалось легко – Эми не желала иметь с девочками ничего общего. Пока Пайпер была в больнице, сестра несколько раз звонила Эми, но бабушка Шарлотта придумывала какие-то отговорки и лишь спрашивала, что передать.
Теперь, когда Пайпер снова оказалась в башне, в голове у нее засела только одна мысль.
Беги.
Трусишка.
– Я не трусишка.
Сделав глубокий вдох, Пайпер встала на колени и потянула на себя доску, на которой когда-то стояла лестница, – та с легкостью поддалась. Хотя половицу с одной стороны по-прежнему удерживала соседняя доска, Пайпер запросто сдвинула эту конструкцию и увидела люк, ржавые петли и массивный засов, который должен был хранить все тайны взаперти.
Пайпер нерешительно коснулась щеколды. Холодный металл, слегка покрытый оранжево-коричневой коркой.
Не желая тратить время на размышления, она сдвинула засов и, держа в правой руке монтировку, левой подняла люк.
Никакой вони от разложения, только запах сырости, как в любом подвале. И складная металлическая лестница. В 1989 году ее здесь не было, а значит, сюда спускался кто-то еще.
– Ладно, – сказала Пайпер вслух, успокаивая себя. – Что дальше?
«Вперед, – прошептала Эми ей на ухо. – Или хочешь сказать, что ты…»
– Я не трусишка. – Не выпуская из руки монтировку, Пайпер свесила ноги и нащупала ступени. Совсем одна, в темноте, даже фонарика нет.