— На хрена мне еще дополнительных бездельников кормить? — сказал тогда Лайону знакомый электромонтер. — Ты считаешь, они о нас думают? Хрена! Они думают, как создать новую структуру и взятки собирать… Нет, уж лучше я буду терпеть тех, кто уже есть, раз с ними ничего сделать не могу.
Наверное, так думал не только он один — во всяком случае, вопрос этот был похоронен и больше не возникал.
— Да, — сказал Митчелл, указывая в окно, откуда открывался прекрасный вид на застроенную долину. — Вы — человек молодой и не можете помнить того, что у нас, стариков, в памяти… Представьте себе — никаких построек, никаких городских кварталов, а бескрайние рощи — апельсиновые, глядишь в это окно — два цвета: оранжевый и изумрудный… И редко — черепичная крыша. Застройка настоящая, массовая, здесь началась только после войны. А прежде тут была апельсиновая долина…
— Но вы‑то пришли сюда раньше?
— Не я, мой отец. — Митчел указал на каминную полку, где стояла выцветшая фотография человека в джинсах, в ковбойской шляпе и техасских туфлях на высоких каблуках.
— Техас? Сан‑Антонио?
Митчелл поглядел на Лайона с интересом.
— Ну то, что Техас, — это детективом быть не надо. Но почему Сан‑Антонио?
— Рисунок на шляпе характерный… Я там работал год. Но, впрочем, могу и ошибиться. Техас велик.
Митчелл взглянул одобрительно.
— Да, Техас велик, вы правы. И никто из тех, кто нас, техасцев, толком не понимает, не сможет с нами нормально работать.
— Штат одинокой звезды… — Лайон бросил на Уоррена Митчелла быстрый взгляд, подумав про себя: «Может, уже хватит лирики?»
— Отец купил здесь землю за бесценок, — рассказывал Митчелл, отхлебнув из низкого широкого стакана. — И построил несколько домов. Тот, из‑за которого вы сегодня ко мне пришли, построен среди первых, а этот, где мы с вами сидим, уже позже. И благодаря тому, что отец купил тогда эту землю и пригнал сюда строителей, я имею возможность сейчас здесь с вами сидеть, пить этот бурбон восемнадцатилетней выдержки и ни о чем особенно не беспокоиться. Как понимаете, я не бездельник. — Уоррен вытянул к Лайону большие красные руки — руки ковбоя и строителя, не человека, просидевшего век за письменным столом. — Я всю жизнь работал, и зарабатывал, и детей вырастил, и то, что оставил отец, удвоил. Утроил даже. Но он начинал на ровном месте, когда сюда приехал, а я шел по его следам. Разницу вам, может, и трудно различить, но она огромная. Отец рисковал всем. А мне в жизни полно встречалось людей, да и вам, наверное, — Уоррен отхлебнул снова, — которые теоретически все знают и умеют, но вот рисковать — ни разу в жизни не рисковали…