— «Тьмы горьких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Все это было, было, Феликс Михайлович. Помните: «Я сам обманываться рад…»? Если огрубить вашу теорию, то она звучит так: постоянно себе вру, вру и вру. Видимо, и другим тоже? А, Феликс Михайлович? Для пущей приятности отношений?
Марьяна достала из сумочки пачку сигарет и протянула мне. По-моему, это самые дорогие из тех, что видишь в киосках, купить для пробы я так ни разу и не рискнул. Я выудил одну, чиркнул зажигалкой, поднес Марьяне огоньку, прикурил сам. Мне показалось, что она занервничала. Неужели что-то в моих речах задело ее за живое?
— Видите ли, — сказал я примирительно, — придумывать лишнее, конечно, приходится. Я имею в виду чьи-то достоинства, главным образом той женщины, которая нравится. Так и должно быть: мужчина должен приподымать образ любимой, смотреть на нее снизу вверх… А поскольку я по профессии своей выдумщик да плюс к тому — натура самовозгорающаяся, то, как правило, получается перебор…
— Например? Если можно…
— Например, когда писал последнюю свою книгу — ту, которая сейчас у меня в этом вот кейсе, — взял прообразом героини очень милую женщину, познакомились на какой-то тусовке. Ничего такого особенного, в меру привлекательна, в меру умна… Мой герой, однако, влюбился в нее — ну, по сюжету надо мне было — и, естественно, видел в придуманной мной Алисе качества необыкновенные, переживал, мучился, потому что по началу чувство было безответным… В финале, как полагается в романах, она-таки оценила его… И что-то вроде хэппи-энда, хотя и не в классически сусальном варианте… Но до того… — Я рассмеялся и отхлебнул коньяку. Марьяна слушала, не поднимая глаз от стола, длинный столбик пепла на кончике сигареты изогнулся, вот-вот упадет на скатерть, но она не замечала. — А до того я сам извелся, истерзался… Почему она, то есть реальная, прототип, не звонит, хотя и обещала? Почему я не видел ее в Доме актера, куда она обещала прийти? Я чуть ли не в измене ковар-р-ной ее обвинял, депрессия была такая, что не приведи Господь!.. Места себе не находил, исстрадался, бородатый Ромео… А она ведь даже не подозревала о моих любовных муках, мы и не встречались с нею ни разу тет-а-тет… Кажется, я ей все же нравился, ей было приятно в моем обществе, тем паче — внимание писателя не могло не льстить… Но она жила себе и жила тем, чем всегда — работой, мужем, ребенком… Безо всяких обязательств передо мной, выдумщиком, который перетащил сначала жизнь в книгу, а потом — наоборот.
Марьяна загасила сигарету в пепельнице, взяла рюмку за ножку, покрутила, поставила.