В крепости дома были побольше и побогаче – с каменными стенами, ограждавшими дворы. Двор здешнего градоначальника, тумарха Дионисия, тоже был обнесен стеной, а с внутренней стороны – крытой галереей на деревянных столбах. Столбы и кровли сплошь оплели виноградные лозы, создав род полога и одев двор сквозной тенью. Среди резных листьев виднелись грозди с еще зелеными, мелкими круглыми ягодками.
Вступив во двор, Пестрянка наконец перевела дух и убрала от лица шелковое покрывало, под которым прятала свою белую кожу от палящих лучей. Двор был вымощен каменными плитами, такие же плиты служили порогом у входа в дом. Жилище было велико, как несколько изб, пристроенных одна к другой. Сперва гости прошли через помещение для челяди; там стояли жернова и каменные ступы для зерна, возле них возились женщины (все забыли работу и повернули к Пестрянке удивленные лица).
Потом русы вступили в другой покой, весьма обширный, но и оттуда дверной проем уводил куда-то дальше. Здесь тоже тянулись вдоль стен глинобитные скамьи под пышными овчинами, возле них стояли столы. Везде было столько народу, что Пестрянку тянуло взяться за руку Хельги. Но она крепилась, заставляя себя хранить вид невозмутимого достоинства. Она – не испуганная «понева» из кривских лесов, а почти королева – жена вождя княжьего рода, уже сумевшего заявить о себе. Асмунд, вон, с самим василевсом царьградским у него за столом беседовал… и чуть в драку не полез.
Вспомнив об этом, Пестрянка с трудом подавила улыбку и почувствовала себя увереннее. Какими бы ни были эти стратиги и тумархи, а василевсу не в версту[24], и этот большой дом перед палатами цесарскими – всего лишь глиняная камора!
Здесь находился сам стратиг фемы Херсон, патрикий Кирилл, высший представитель власти во всей греческой части Таврии. С ним вместе ждал гостей присланный из Царьграда магистр Евтихий, знакомый Асмунда. Он привез в Таврию отряд катафрактов, но в столкновении с конницей Песаха тот полег почти весь – что и вынудило греков отступить, поскольку сражаться с выученной и хорошо вооруженной конницей, не имея таковой, было бессмысленно.
Когда русы вошли, оживленный греческий говор смолк. Хельги остановился перед входом, обводя палату глазами. Оба стратига сидели во главе стола. Сами они не произвели на Пестрянку сильного впечатления: двое мужчин лет сорока, с простыми лицами, невысоких и примечательных только шелковыми одеждами. У того, на кого им указали как на Кирилла, стратига фемы Херсон, лицо было поприятнее, с более правильными чертами; очень светлые на смуглой коже серые глаза хранили отстраненное выражение, будто он намерен тщательно скрыть малейшую свою мысль, и тем напоминали две тускловатые оловянные бляшки. Евтихий, посланец василевсов, был мужчиной средних лет и бодрым, но с почти полностью седой коротко остриженной головой, небольшой седовато-черной бородкой и сильно выступающим вперед носом.