Из дальнейшего разговора выяснилось, что Александр Федорович очень внимательно следит за всем, что происходит в Советском Союзе, радуется его успехам и даже несколько преувеличивает их. Алексею Николаевичу, экономисту и человеку, любящему точность, пришлось его несколько раз поправить — в вопросах сельского хозяйства, например, и росте общего благосостояния.
— Нет, нет, Александр Федорович, это уж вы несколько загибаете. По производству продукции на душу населения мы, к сожалению, уступаем еще не только Соединенным Штатам, но даже Новой Зеландии и, как ни странно, Венесуэле…
Александр Федорович удивился и тут же предложил выпить за то, чтобы Советский Союз в самое ближайшее время обе эти страны…
Потом выпили за два пятидесятилетия — Февральской и Октябрьской революции, за приближающееся столетие со дня рождения В. И. Ленина («кстати, вы знаете, наши отцы — мой и старик Ульянов — очень дружили в Симбирске, любили поиграть вечерком в вист…»), и еще за целый ряд юбилеев, в большом количестве ожидаемых в ближайшие два-три года.
«Столичная» опустела. Принялись за коньяк. Оба раскраснелись, оживились, в глазах появился молодой задор и, когда из бутылки «Мартеля» выпиты были последние остатки, выпили вдруг на брудершафт. По всем правилам, через руку, с поцелуями.
Несколько раз заглядывала в дверь Анна Пантелеймоновна и, судя по ее выражению лица, можно было понять, что она несколько шокирована поведением этих двух не первой молодости господ — оба сняли уже пиджаки и говорили слишком оживленно, поминутно перебивая друг друга.
— Нет, Алеша, ты не объективен… Ну вот ни чуточки… Во многом, конечно, виноват я — не спорю, признаюсь, — но случись так, что победили бы не вы, а мы, честное слово, Россия еще дальше шагнула бы по пути прогресса. Я не говорю уже о 37-м годе…
— И не говори, не говори… Говори о 67-м.
— А он от тебя зависит. Во многом от тебя…
— От меня? Сашенька, побойся Бога. А Брежнев, Подгорный, Шелепин? С Вьетнамом засераемся, с Израилем засераемся…
— Ну, с Вьетнамом Джонсон тоже засерается…
— Засерается, а с Израилем мы засераемся…
— Засераетесь, не спорю, но если уж засрались…
В этот момент вошла Анна Пантелеймоновна, решительно подошла к столу и забрала не начатые еще две бутылки, к одной из которых Александр Федорович уже было потянулся.
— Хватит! Не дам больше. Меры не знаете. Пейте кофе.
Пришлось пить кофе. Потом Александр Федорович начал показывать семейный альбом, а Алексей Николаевич вынул карточку покойной жены, дочери Людмилы и ее мужа итальянца. Александр Федорович одобрил и дочь, и зятя.