В дверь громко постучали, я подпрыгнул от неожиданности и опять уронил иголку.
— Отче! Идём скорее. Он пропал! Пропал!
— Сейчас, — сказал я. — Незачем ломать дверь.
Но крики и стук только стали громче. Я нащупал дверную щеколду. Я распахнул дверь — и тут же отскочил, чтобы избежать ударов. На пороге стояла одна из деревенских женщин. Лицо заливали слёзы и грязь, и я не сразу признал её.
— Ты Элдит? — спросил я. — Что случилось? Кто пропал?
— Оливер, мой маленький Оливер. Его нет. Я пошла туда, где... а его нет! Она рыдала, бегая взад-вперёд перед моим крыльцом, как взбесившаяся собака.
На другой стороне дорожки уже столпились несколько женщин. Они жались друг к другу, не решались приблизиться, боясь заразиться безумием.
Я схватил Элдит за руку.
— Ну, госпожа, успокойся. Что толку плакать. Оливер умер, разве ты забыла? Я сам хоронил его три дня назад.
Горе странно действует на женщин. Некоторые отказываются принять смерть ребёнка или мужа. Я знал женщин, оставлявших за столом место для усопшего или стиравших его одежду, как будто мёртвый вернётся и её наденет.
Элдит яростно замотала головой.
— Нет, отче, ты не понимаешь — его тело... оно пропало... из могилы.
— Да что ты? Правда?
— Могила пуста, отец. Я пошла отнести ему немножко мяса и питьё, чтобы Оливер не чувствовал себя забытым на День всех святых... а могила... она разрыта, и тело исчезло. — Она изумлённо застыла, стиснула мою руку. — Отче, а может, он всё же не умер, или... может, Бог услышал мои молитвы и вернул его к жизни? Прошло три дня, отче, понимаешь, три дня... Мне надо домой. Может, он там меня ждёт.
Она подхватила юбки и бегом бросилась прочь.
— Стой! — крикнул я вслед. — Элдит, вернись. Это невозможно. Он не мог...
Но она только понеслась ещё быстрее.
Я подхватил плащ и побежал к церковному погосту.
Оливеру едва исполнилось пять, и в его болезни сначала не было ничего необычного — воспалённое горло, лёгкая лихорадка, слабая тошнота. Мать решила, что это малярия из-за холодной погоды. Но два дня спустя малыш Оливер корчился в агонии, живот у него раздулся, как от водянки, и его рвало кровью. Через неделю ребёнок умер. Мы положили его прямо в промёрзшую землю, завернув лишь в простой саван. Мать не могла купить гроб, она едва собрала денег на подушный налог. Я бросил горсть земли на маленькое тельце и смотрел, как деревенские кидают в могилу комья, а мать воет и трясётся от горя на руках у соседей.
Я только вчера своими глазами видел маленький холмик свежей тёмной земли, окруженный травой и отмеченный маленьким деревянным крестом. Что такое могло привидеться Элдит, заставить усомниться, что её сын там? Бедная женщина рехнулась от горя. Должно быть, пришла не к той могиле.